Судьба Сьюки Льюис, двенадцатилетней девочки, сбежавшей из приюта, оказалась более таинственной. Страйк не сразу отыскал ее изображение на страницах одной старой газеты. В 1992 году Сьюки исчезла из дома-интерната в Суиндоне, но больше никаких упоминаний о ней Страйку не встретилось. С нечеткой фотографии широко улыбалась худышка с правильными чертами лица и короткими темными волосами.

«Задушили девочку, а потом сказали, что мальчика».

Таким образом, это беззащитное дитя, сочетавшее, видимо, в себе черты обоих полов, исчезло с лица земли примерно в то же время и в том же месте, где присутствовал Билли Найт, заявивший, что он видел, как душили мальчика-девочку.

В сообщении Робин он написал:

Аккуратно узнай у Иззи, не помнит ли она 12-летнюю девочку Сьюки Льюис, которая 20 лет назад сбежала из приюта рядом с их фамильным особняком.

При выезде из Лондона грязные капли на ветровом стекле мерцали и растекались в лучах восходящего солнца. Вождение больше не доставляло Страйку прежнего удовольствия. Специально оборудованный автомобиль был ему не по карману, а коробка-автомат, хоть и удобная, не избавляла от необходимости управляться с педалями «БМВ» – для водителя с протезом это было задачей повышенной сложности. В особо затруднительных ситуациях он ухитрялся давить на педали тормоза и газа одной левой ногой.

На автостраде M6 Страйк надеялся встать на крейсерскую скорость шестьдесят миль в час, но какой-то придурок на «воксхолле-корса» буквально сидел у него на хвосте, не соблюдая дистанцию.

– Да обгоняй ты, мать твою, – пробурчал Страйк.

Менять удобный режим движения, избавляющий протезированную ногу от лишней нагрузки, не было никакого резона, и Страйк мрачно смотрел в зеркало заднего вида, пока водитель «корсы» не умчался вперед – надо думать, понял намек.

Расслабившись (если в наши дни за рулем такое возможно), Страйк опустил оконное стекло, чтобы впустить в машину ясный летний день, и вернулся мыслями к Билли и к исчезнувшей Сьюки Льюис.

«Она запретила мне копать, – сказал Билли в офисе, непроизвольно дотрагиваясь то до носа, то до грудины, – а вам не запретит».

Кто такая, задумался Страйк, эта «она»? Видимо, новая владелица Стеда-коттеджа? Тогда ничего удивительного: кому понравится, если Билли разворотит все клумбы в поиске мертвых тел?

Пошарив левой рукой в мешке с провизией, Страйк вытащил пакетик чипсов и зубами надорвал целлофан, а сам в который раз подумал, что весь рассказ Билли может на поверку оказаться сущим бредом. Как знать, где нынче Сьюки Льюис? Ведь не каждый пропавший ребенок погибает. Возможно, и Сьюки была похищена беглым папашей. Двадцать лет назад, на заре интернета, любой мог воспользоваться отсутствием координации в работе региональных полицейских управлений: хоть желающий начать новую жизнь, хоть какой-нибудь злодей. И даже если Сьюки Льюис погибла, почему нужно считать, что ее задушили, а тем более – на глазах у Билли Найта? С обывательской точки зрения, здесь было слишком уж много дыма без огня.

Горстями отправляя в рот чипсы, Страйк поймал себя на том, что при взгляде на вещи «с обывательской точки зрения» перед ним непременно возникает Люси – сводная сестра, единственная из семи детей, с кем вместе он провел все свое неустроенное, кочевое детство. Для него Люси стала воплощением скучной обыденности, хотя они с ней оба росли в рискованной близости от зловещих и пугающих опасностей.

В возрасте четырнадцати лет Люси переехала жить в Корнуолл, к тетке и ее мужу, а до этого мать, не задерживаясь на одном месте дольше полугода, таскала за собой сына и дочь из сквота в коммуну, из арендованной квартиры в комнату очередного сожителя; дети привыкли спать на брошенном на пол тюфяке и нередко оставались на попечении ущербных, наркозависимых, опустившихся личностей. Удерживая руль правой рукой и нащупывая левой пачку печенья, Страйк вспоминал жуткие зрелища, которые разворачивались на глазах у них с сестрой: как в Шордиче молодой психопат дрался у себя в подвале с невидимым дьяволом; как в Норфолке подростка буквально запороли кнутом в якобы мистической коммуне (по мнению Страйка, это было наиболее омерзительное место, куда только забрасывала их судьба в лице Леды); как уличная проститутка Шейла, одна из самых хрупких подруг Леды, рыдала над крошкой-сыном, которому ее буйный сожитель проломил голову.

Непредсказуемое и порой страшное детство внушило Люси тягу к традиционному, стабильному укладу. Живя с мужем, инженером-сметчиком, не вызывающим симпатии у Страйка, и воспитывая троих сыновей, которых ее брат почти не знал, она бы, наверное, тут же выкинула из головы рассказ Билли о задушенном мальчике-девочке, как продукт больного воображения, и поспешно замела бы его в угол вместе с прочим житейским мусором, чтобы о нем больше не вспоминать. Люси привычно делала вид, будто насилие и любые отклонения от нормы остались в прошлом и умерли, как умерла их мать, а жизнь с уходом Леды будто бы стала незыблемой и безопасной.