– Если тебе это неинтересно, могла бы сказать!

– А тебе самому такое не приходило в голову? По-твоему, я должна упиваться твоими победами, как своими собственными, да? У меня ведь тоже есть некоторые достижения, однако…

– Будь добра, напомни, какие именно? – Это был удар под дых – раньше Мэтью до такого не опускался. – Или мы теперь упиваемся его достижениями, как твоими собственными?

Прошло трое суток, но примирение так и не наступило. Робин спала в гостевой комнате и вставала раньше обычного, чтобы выскользнуть за дверь, пока Мэтью плескался в душе. Ее мучила неотступная боль в висках, которая легче переносилась за работой, но вечерами возвращалась очажками низкого давления, стоило только направиться к дому. Молчаливая злость Мэтью сдавливала стены их дома, который, хоть и был вдвое просторнее любого их общего жилища, стал казаться мрачным и тесным.

Мэтью – ее законный муж. Она обещала постараться. Усталая и несчастная, Робин чувствовала себя виноватой и, как ей казалось, все время ждала какого-то решающего события, способного разумно и достойно, без дальнейших склок освободить их обоих. Снова и снова мысли ее обращались к дню свадьбы, когда она обнаружила, что Мэтью стер из ее телефона все сообщения от Страйка. Она горько сожалела, что не ушла в тот же миг, – тогда Мэтью не заболел бы, поранив ногу о коралл, и она не угодила бы, как сейчас ей виделось, в ловушку из-за собственного малодушия, замаскированного под жалость.

Утром в среду на подходе к палате общин, когда Робин, поглощенная семейными проблемами, еще не сосредоточилась на предстоящих делах, от перил отделился крупный, рослый мужчина в пальто, до этого момента остававшийся незамеченным среди ранних туристов, и направился в ее сторону. Его отличали мощные плечи, густые серебристые волосы и помятое, морщинистое, рябое лицо. Робин даже не поняла, что стала объектом его внимания, но незнакомец остановился, широко расставив ступни под прямым углом, и преградил ей дорогу:

– Венеция? Можно вас на пару слов, голубушка?

Она в панике отступила назад и вгляделась в жесткое, невыразительное лицо, изрытое глубокими порами. Не иначе как журналист. Он ее узнал? Вблизи коричневые линзы были чуть более заметны, даже под простыми очками без диоптрий.

– Устроились на службу к Джасперу Чизуэллу, голубушка, правильно я понимаю? Хотелось бы понять, как это произошло. Сколько он вам платит? Вы давно знакомы?

– Без комментариев.

Робин сделала шаг в сторону. Он точно так же сдвинулся с места. В приливе нарастающей паники Робин твердо сказала:

– Прочь с дороги. Я спешу на работу.

За их перепалкой озабоченно наблюдали два долговязых парня-скандинава с рюкзаками.

– Я просто даю вам возможность изложить свой взгляд на эту историю, дорогуша, – спокойно продолжал незнакомец. – Подумайте как следует. Другого шанса может не представиться.

Он на шаг отступил. Робин, унося ноги, наткнулась на своих безвестных защитников. Черт, черт, черт… кто же это такой?

Благополучно пройдя через досмотровый сканер, она отошла к стене гулкого каменного вестибюля, где мимо нее торопливо шагали сотрудники, и набрала Страйка. Тот не ответил.

«Перезвони, пожалуйста, это срочно», – прошептала она в его голосовую почту.

Вместо того чтобы отправиться прямиком в офис Иззи или в обширные пространства Порткаллис-Хауса, где гуляло эхо, она укрылась в одной из небольших чайных, которая, если бы не стойка и касса, могла сойти за университетскую преподавательскую: такие же стены, обшитые темным деревом, и ковровое покрытие вездесущего хвойно-зеленого цвета. Помещение разделялось дубовой перегородкой: в торце сидели парламентарии, а ближе к дверям – мелкая сошка. Взяв себе чашку кофе, Робин заняла столик у окна, повесила пальто на спинку стула и приготовилась ждать звонка или сообщения от Страйка. Но даже в этом тихом, безмятежном уголке она не сумела полностью совладать с нервами.

Страйк позвонил через три четверти часа.

– Извини, пропустил твою эсэмэску, в метро ехал, – тяжело дыша, объяснил он. – А потом Чизуэлл прорезался. Только что отстал. У нас неприятности.

– Господи, что еще? – У Робин екнуло сердце; она в тревоге опустила чашку на стол.

– Редакция «Сан» считает, что из тебя можно сделать сенсационный материал.

Тут Робин осенило: незнакомец, преградивший ей дорогу на подходе к палате общин, – не кто иной, как Митч Паттерсон, частный детектив, нанятый этой газетенкой.

– Они хватаются за все новое, что находят в биографии Чизуэлла, и вот пожалуйста: у него в офисе появляется миловидная девушка – как же такую не проверить? Первый брак Чизуэлла распался из-за служебного романа. Очень скоро выяснится, что никакая ты ему не крестная дочь. Ой… м-мать…

– Что такое?