В последний раз я сталкивался с понятием «мурыжат» года два назад, когда меня вызывали в городской УБЭП вроде как дать показания, а фактически для того, чтобы найти какой-нибудь повод содрать денег. Тогда два лихих майора с часами «патек» на руках умотали меня вопросами до головной боли и бешенства. Сейчас почти такого же результата сумел добиться один Милославский, разве что бешенства не было, денег он с меня не хотел и просто своим делом занимался. Но плешь проел. Насквозь, до самого мозга. Мало того, он мне по моему «слою действительности» пару сотен вопросов задал, по длиннющему списку, расставляя в нем красным карандашом галочки и крестики, а потом даже еще и огромную анкету на заполнение по той же теме.

Когда я из НКВД вышел, уже темнеть начало. Плюхнулся в «тазик», завелся, пока прогревался, пытался мысли в кучу собрать. Вот так, я тут без году неделя – и уже всем остро нужен. Хорошо это или плохо? Если действовать с умом, то хорошо, потому что нужен я им, а не они мне. Они мне тоже, но все же вторично. Кстати, если с нами начнут работать научники, то у них будет неплохо попросить карту колебаний границ Тьмы. Авось не откажут.

Ладно, надо теперь Федьку отыскать. «Тазик» сорвался с места и понес меня, звонко тарахтя, в сторону базара, где сейчас должен был Федька ошиваться. Промелькнул отрезок Советской, затем я свернул на Кривой Ручей и оттуда – на улицу Либкнехта, в конце которой, разбитой и грязной, базар и раскинулся. С правой стороны к нему приткнулись несколько кирпичных сараев, в которых, судя по виду, и до «исторического материализма» были какие-то мастерские, и сейчас ничего не изменилось.

Гараж Тёмы найти было нетрудно – в распахнутых воротах был виден стоящий над ямой «блиц» Федьки. Под ним с задумчивым видом прохаживался чрезвычайно чумазый парень с фонарем, а вот Федора видно не было.

Остановившись у самых ворот, я заглянул внутрь. Парень под машиной не обратил на меня ровным счетом никакого внимания, и я постучал по металлическому борту кабины, откликнувшемуся гулко, как железная бочка.

– Але, гараж!

– Чего хотел? – соизволил тот обернуться наконец.

– Хозяин экипажа где? – Я опять постучал по машине.

– Федька-то? – переспросил тот. – А на базар пошел, в чайную.

– Ага, благодарствую, – кивнул я и пошел на улицу.

Чайную я помнил, хоть и не заходил. Она почти вплотную примыкала к логову армянских обувных мастеров, пытавшихся убить во мне чувство всякой эстетической меры туфлями с длинными носами, типа как шоковая терапия. Стандартный для этого базара маленький желтый флигель, кривоватый и частично осевший в землю, на котором висела вывеска «Чайная «Бомбей», под которой был изображен сизоватого оттенка слон на фоне восточного облика башен, здорово напоминающий картинку с пачки «Чая индийского» – единственного его сорта, продававшегося во времена моего детства.

Федька действительно блаженствовал в общепите, сидя за столиком, на котором стоял фаянсовый чайник, накрытый колпаком, чтобы не остывал, и при этом он жевал пирожок с чем-то вкусным, судя по тому, как довольно он щурился. Еще кучка таких же пирожков возвышалась перед ним на тарелке.

Усевшись напротив, я сразу дернул один, надкусил – с клубничным вареньем, надо же!

– Вкусно, – оповестил я его, вроде как похвалил.

– Ты только пироги жрать пришел или по делу? – вежливо поинтересовался Федька, отодвигая от меня тарелку.

– По делу, дай запить, – сказал я, сграбастал его стакан с чаем и хлебнул из него. – Блин, как ты пьешь это? У тебя не слипнется? Это же чайный сироп.

– Это чтобы такие, как ты, не воровали, – сказал он, отбирая стакан.

К нам подошел сутулый лысоватый мужик с бородкой, спросил меня:

– Будете что-нибудь?

– Обязательно! Чаю… обычного, черного, и… два пирожка с клубничным вареньем… с чем еще есть?

– С яблочным.

– И два с яблочным, – дополнил я.

– Один с клубникой вернешь, – предупредил Федька.

– Жлоб, как есть жлоб, – вздохнул я. – Ладно, теперь к делу. Был я у Милославского и пришел оттуда с новостью.

– С большой или так себе?

– С большой. Нас с тобой из Горсвета откомандировывают в его управление. С сохранением зарплаты и должности.

– Это на хрена? – скривился Федька. – Мы с тобой, если с суточной работы уйдем, на зарплату жить будем. Если каждый день я бросаю службу, на хрен: все равно годовой ценз у меня вышел, могу идти куда хочу.

– Не все так плохо, если на первый взгляд, – взялся я его успокаивать.

И поведал все, что мне рассказал Милославский. Федька слушал внимательно, иногда кивал, иногда переспрашивал, а морду больше не кривил. Предложение профессора ему тоже чем дальше, тем больше нравилось.

– То есть мы с тобой будем гонять туда, куда сами научники писаются лазить? – уточнил он. – И куда разведбат подписывать не хочется, потому как он в другие руки работает. Я правильно понял?

– Правильно. По крайней мере, Милославский так все подал, а как на деле будет – там посмотрим.

– Оно неплохо, – кивнул Федька. – Кстати, а что ты мне отказался в караулке рассказывать? Чего там у тебя за секрет страшенный?

Поведал ему и об этом – про эффект «обратного времени» на границе Тьмы. Увидев скептическую его морду, сказал:

– Федь, ты про беременности слышал?

– Ну… да, слышал, – признался он.

– Есть другое объяснение?