– Только маленькие, маникюрные, – подумав, сказал она. – Дать?

– Не, не надо, я ножом порежу.

А что, дело нехитрое – сложил да по сгибу разрезал. Вполне аккуратные полоски получаются. А резать буду бритвой, завтра ее на ремне направлю только перед тем, как бриться.

Настя пристроилась за столик с молоком и пирожками, а я сразу занялся делом, вооружившись кухонным ножом и заталкивая скрученную паклю в щели рам.

– Так куда ты завтра? – спросила она, взявшись за первый пирожок.

– В Сальцево. С Федькой.

– А что так подперло? Что там у вас случилось?

– К Милославскому в помощь откомандировали. Вот и хотим кое-что проверить, до того как начнем. Он вообще как, на твой взгляд, доверять ему можно?

– В каком смысле?

– В прямом. Имеет ли он привычку кататься на подчиненных в рай и разменивать их по ходу на всякое полезное для себя, имеет ли привычку обманывать… ну и так далее.

Она пожала плечами, отпила молока из стакана, затем сказала:

– Я вообще не так чтобы в друзьях с ним, но… вообще, он себе на уме, конечно, не мать Тереза, но плохого о нем тоже не слышала. По крайней мере, из его управления на него всерьез никто мне не жаловался, хотя болтала со многими. Но сам понимаешь, это не источник информации.

Понятное дело, но хоть что-то.

– Слушай, – вновь заговорил я, – а у него действительно так много влияния или он выпендривается?

– Много, он же один из первых тут, кто людей организовывать взялся. Если реально смотреть, то он, пожалуй, после главы Администрации, Леонова, второй или третий человек, вместе с главным военным, Евстигнеевым.

– Евстигнеев чем командует?

– И комендатурой, и разведбатом. Только Горсвет не подчиняется, ваш Беленко к Леонову напрямую ходит. Ну и чекисты сами по себе.

Ага, уже кое-что проясняется. Расклад сил в городской верхушке, по крайней мере. У Милославского с этим самым Евстигнеевым, видать, трения есть, недоделенное влияние. Вот и не хочет профессор одалживаться. Сейчас одолжишься, а потом тебе за эту самую услугу малую гол забьют. Поэтому вынужден идти к Беленко нашему, который вроде сам по себе.

– А у Беленко вес есть, на твой взгляд?

– Ну ты нашел у кого спрашивать, – засмеялась она. – Я что, местный политический обозреватель? Обычная барышня, не слишком умная, которую ты даже используешь для собственного удовольствия. Что я могу знать?

– По сравнению со мной, который тут без году неделя, – многое, – не повелся я на шутку. – Есть у меня ощущение, что тащат меня куда-то в непонятные мне дела, вот в чем проблема.

– Не ходи, – посоветовала она.

– И есть у меня другое ощущение: что если в это все же ввязаться, то можно получить большой приз.

– Это какой? – посмотрела она на меня с подозрением.

– Путь домой.

– Как-как?

– Домой. Туда, на ту сторону, где десять лет – это десять лет, но жизни, а не выживания.

– Я уже надоела? – спросила она после паузы.

– А ты со мной не пойдешь? Хочешь жить вечно?

– Извини, глупость сказала, – вздохнула Настя. – Ты, так сказать, приглашаешь?

– Я, так сказать, приглашаю, – в тон ей ответил я.

Она опять вздохнула, потом сказала, покачав головой:

– Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты приглашаешь влюбленную женщину в мир, где она сможет иметь детей. Нормальных детей, которые нормально будут расти в нормальном мире.

– Я пока не приглашаю, если честно, – осторожно сказал я. – Может и не получиться ничего, я могу и ошибаться. Я просто хочу попробовать подобраться к этому, если оно действительно существует. Или будет существовать.

– Этого уже достаточно, – сказала Настя. – Ты разве не понимаешь, что мысль о детях гонит от себя здесь половина женщин? И сто лет за десять – для таких утешение слабое, скорее, наоборот. Сотни лет бессмысленного существования, ведущего во Тьму. Даже думать об этом страшно. Если есть хотя бы малая надежда на то, что удастся вырваться, – я тебя очень прошу, попытайся. Я для тебя готова тогда все сделать, пойду с тобой куда угодно – лишь бы из этого чистилища.

Я посмотрел ей в глаза и сразу же поверил.

– Значит, так, попробуем выяснить что-то про эту самую Скляр, но об остальных делах тоже не забываем, – сказал Федька, после того как уселся в «тазик» и мы отъехали от общежития. – Оставшийся «шнауцер» я по-любому в Углегорск тащить не хочу, а то потом безопасники задолбают – типа с городом не делишься, а мы халяву любим.

– Это понятно, но как в Сальцеве разбираться с продажей будем, деньги же другие? – немного озадачился я, не сомневаясь, впрочем, в том, что у Федьки для этого какая-то схема предусмотрена.

– Товаром возьмем, – ответил Федька. – И не сразу, а частями – так, чтобы выглядело, что на свои деньги закупаем и возим. И на базаре на реализацию дадим в несколько точек: так незаметно будет, если всерьез копать не возьмутся.

– А если все же возьмутся?