– А ты думал? – чуть погордился я, пробормотав это уже через стучащие от холода зубы. – Тент помоги натянуть: я ведь сдохну щас, на хрен. У меня уже пальцы не разжимаются, блин…

– Заранее надо думать, – наставительно сказал Федька, но помогать взялся энергично.

Тент натянули, комбинезон, мокрый как половая тряпка, – долой. Плащ-палатку, уютную и непромокаемую, как надеваемый на себя дом, накинул, застегнул – и чуть не перекрестился: ветер, пробивающий до костей, словно отсекло. А ниже – сапоги резиновые, там уже ничем не прошибешь.

Федька бегал кругами вокруг «шнауцера», заглядывал под низ, ложился, лез под капот, доставал щуп, потом сказал:

– Масло чутка гонит, но даже дергаться не надо – совсем немного. Даже уровень пока не понизился, до города точно хватит. Как идет?

– Нормально, тянет хорошо, – одобрил я. – Как там «тазик» мой, пойду гляну.

– Давай глянем, – согласился он.

Будь на жесткой сцепке что потяжелее – вышла бы ему боком наша гонка с тварями. Но у этого маленького и легкого автомобильчика разве что немного погнулся буксировочный крюк да краска вокруг него ободралась. И больше на первый взгляд ничего. Я похлопал его по лежащей на передке запаске и сказал:

– Не, брат «тазик», я теперь тебя не брошу. Это уж хрена.

Эх, плащ-палатка прорезиненная, памятник тому, кто тебя придумал, с большим капюшоном, просторную и длинную, до самых пят. Разве что руки торчат через прорези да рукава мокнут, если этими самыми руками баранку крутишь, так не все же время – сверху тент, если и брызгает, то теперь только сбоку, ветром наносит. А учитывая, что стограммулечку из фляжки хлебнул, чтобы от назойливой дрожи избавиться, так даже и потеплело немного, на душе повеселело.

День вернулся, как Федька и обещал, когда мы от Порфирьевска отъехали. Снова начало светлеть, если, конечно, мутный, пасмурный осенний день можно вообще как-то сопрягать со словом «свет» в одном предложении, ну и всякие попытки порвать нас в клочья прекратились. Ехали себе и ехали по не такой уж даже разбитой дороге. Место, где ее размыло, опять преодолели аккуратненько, при этом «шнауцер» немного напугал меня, вроде как собираясь застрять, после чего я решил, что и правильно, на фиг он мне такой нужен, – городу отдам. Полный привод мне нужен, а не этот загадочный. Только и радости в нем, что покатый капот, с которого всякая тварь соскальзывает.

К сумеркам выбрались на дорогу к Углегорску, и я даже настолько расслабился, что сожрал бутерброд с сыром – в брюхе уже свирель играла напропалую. Затем увидел нечто интересное и даже удивившее: по дороге катил «ГАЗ-67», в котором сидели три мужика в брезентовых штормовках и с мосинскими винтовками, а на прицепе лежала туша огромного кабана-секача, с одного боку сильно подмоченная кровью. Охотники. Не, ей-богу охотники, тут можно не только от темных тварей убегать, но и на кабанов охотиться. Мне после нашей поездки то каким-то невероятным чудом казалось.

Машины, не сговариваясь, собрались в колонну. Все правильно – по всему видно, что не засада: у этих добыча, нас всего двое и авто на прицепе, так что бояться друг друга незачем, а ехать дальше безопасней.

Потом и город показался, его разгромленные и мрачные окраины, оплывающие грязью и плесенью под непрерывным дождем. В одном из переулков увидели опорный пункт из машин Горсвета – коллеги. Полоса отчуждения – и КПП, как почти что финиш, как граница безопасности.

Дрогнули ворота шлюза, запуская всю нашу колонну целиком. Из сухости и теплоты бетонного укрепления вышел наряд, закутанный в плащ-палатки. Командовал уже другой сержант – не тот, что с утра досматривал: караул сменился.

Посмотрели по журналам, когда выезжали, отметили, что обратно вернулись. Потом все возле «тазика» сгрудились, при этом один из бойцов – смуглый мужик лет тридцати – рассказывал остальным:

– Плавать – половина дела, она по грязи лучше «газона» и «виллиса» чешет, атас шарабан. И бензина всего ни хрена жрет, там же моторчик от «жука», да еще старого.

Пока наряд заглядывал в кузова и ящики, я спросил у Федьки:

– Куда гоним все хозяйство?

– Амфибию свою хоть сразу себе забирай, если с ней проблем не будет, а «шнауцер»… а на Крупе пока поставим – и в Администрацию зайдем, в отдел матснабжения. Может, сразу и продадим.

– Прямо так сразу? – удивился я.

– Не, бабки позже, их на счет зачислят и расчетки выдадут, но по-любому на ответственное сразу возьмут: вещь-то ценная.

– Не обсчитают?

– Не, не водится за ними, тем более что там на приемке пацан один, Ромка, он… ну ты понял.

– Ага, понял, – кивнул я. – Волшебное слово «откат» здесь тоже пустило корни?

– А где оно не пустило? – вздохнул притворно-сокрушенно Федька. – Люди как люди кругом, все жить хотят.

– Сколько дадут-то?

– Да… тысяч десять, как я думаю. Косарь возьмет… сам понимаешь, остальное дербаним. Как?

– Вполне…– с уважением к сумме кивнул я, поскольку уже начал понемногу ориентироваться в местных ценах.