— В будущем был? — переспрашивает он. — Да, в характеристиках указывается, что ты дерзок.

— У меня есть решение по чемоданчику, — говорю я, — которое устроило бы нас обоих.

— И какое же?

— В случае необходимости, я буду предоставлять вам материалы из папок по интересующим вас объектам. Но храниться они будут у меня, а в случае внезапной кончины, сами понимаете…

— Человек будущего, значит… Ну, и как там, в твоём будущем? У нас, кстати, есть специалисты медицинского плана. Они смогут весьма эффективно прекратить твою связь с грядущим…

Я начинаю обдумывать ответ, но он тут же меняет тему:

— Ты с кем-то уже работал таким образом, по требованию? Предоставлял материалы?

— Один раз, — решаю не врать я. — Чурбанову предоставлял папку на заместителя ленинградского ГУВД.

В принципе, признаваться, может и не следовало бы, но кто знает, вдруг Чурбанов где-то сболтнул, а выглядеть вруном мне сейчас совсем не хочется.

Андропов погружается в раздумья.

— Я могу вам сделать расклад по польскому кризису, — пожимаю я плечами.

— Его сейчас любой мало-мальски грамотный специалист может дать. Ну, попробуй.

— В ближайшее время, — говорю я, — Ярузельский предпримет перестановки в правительстве, но продовольственная ситуация будет обостряться. Будут вводиться талоны, вырастут цены, «Солидарность» продолжит проводить стачки и забастовки. К концу года, чтобы избежать ввода сил Варшавского договора, Ярузельский объявит военное положение.

Блин, ну и взгляд у него, выдержать такой… Твою дивизию. Такое чувство, будто он мысленно меня уже разделал японским ножом…

— Двадцать четвёртого июля в Китае произойдёт ужасное наводнение, — не останавливаюсь я, — и без крова останется полтора миллиона человек.

— Чего?

Теперь он смотрит на меня, и вправду, как на умалишённого.

Эту дату я запомнил на всю жизнь — день рождения мамы. Мы сидели за столом, поздравляли её, а по телику крутили страшные кадры. Я ей нарисовал шикарную открытку. Акварелью. И подписал, разумеется. Мама тогда распереживалась за китайцев, и я тоже, за компанию, очень расстроился.

— Двадцать четвёртого июля, — повторяю я. — Папки по требованию, полная конфиденциальность. Брежнев. Суслов… Никто не узнает… Весы должны быть уравновешены.

Он смотрит, как удав на кролика. Гипнотизирует. Молчит. И тут я вижу два основных варианта для себя. Либо скажет, лучше с этим дураком не связываться, в плане каких-то взаимодействий и поставит на мне крест. А значит будет выбивать из меня чемодан с последующей утилизацией тела. Естественно при реальной угрозе близким, я все материалы отдам.

Либо, заинтересуется моим бредом и… тут тоже есть два основных варианта. Либо он решит дожидаться исполнения моих прогнозов, оставив меня в неволе, либо…

— Хорошо, — принимает он, похоже решение.

…либо отпустит, учитывая некоторые эфемерные отношения с Брежневым и Сусловым… мои, то есть отношения с ними… Суслов — это противовес и соперник, а Брежнев он и есть Брежнев. Брежнев вообще хочет Щербицкого приблизить, если я ничего не путаю, а Андропова турнуть… Так зачем давать ему лишний повод для негатива…

— Хорошо, — повторяет он. — Попробуем поработать на таких условиях какое-то время, а дальше примем решение. Ты будешь на постоянной связи с Кириллом Кирилловичем. А про Польшу… Больше ни с кем об этом не болтай. За такие разговоры можно и голову потерять.

Ну надо же, это ведь единственное, за что я сейчас могу голову потерять. Ну, что же, пока поживём, значит…

Меня высаживают у Белорусского Вокзала. Блин, а до дома довезти? Тут три минуты на машине. Это специально. Естественно… Ладно. Где парни-то мои? Их ведь вместе со мной брали. Кирилл Кириллович тот ещё мудак. Их отпустили, говорит.

Накидываю ремень от сумки на плечо и иду домой. Пройдусь. Несколько дней на воздухе не был…

Когда подхожу к дому, выскакивают дежурные. Наташкина машина здесь.

— Егор! Всё нормально? Мы вас потеряли!

— Витя с Аликом не объявлялись? — спрашиваю я.

— Нет, — крутят они головами.

— А Наталья дома?

— Да.

— Хорошо.

Перед дверью я на пару секунд замираю, вытаскивая ключи из сумки. Встряхиваю связку и подношу к замку. Но не успеваю вставить ключ, как дверь распахивается и на пороге возникает Наташка.

— Я услышала, — шепчет она, — как твои ключи звякнули…

Она отступает назад и пропускает меня внутрь. Я перешагиваю через порог и опускаю сумку на пол. Она смотрит такими глазами, будто я с того света явился. Прижимает обе руки ко рту, а глаза… глаза, тёмные с чёрными кругами вокруг, и в них стоят крупные, как стразы, слёзы.

— Наташ… — начинаю я, но она мотает головой останавливая меня.

Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок

Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

Это Высоцкий, он, оказывается, всегда сидит внутри…