В пустой приёмной тихо и торжественно. Я присаживаюсь, но тут же поднимаюсь, потому что Гурко выходит из кабинета и делает приглашающий жест.

Я захожу в стандартно-роскошный чертог. Портреты молчаливых вождей встречают меня строгими взглядами, взывающими к благоговению. Седовласый жрец этого святилища, отделанного деревом, вершит свой ритуал. Склонившись над бумагами, он перекладывает их с места на место и не обращает на меня внимания.

Должно быть, от его холодности я должен почувствовать озноб и неуверенность. И да, есть что-то леденящее, что исходит от его фигуры. Но я уже пуганный, так что чего уж, можно не строжиться лишний раз.

— Здравствуйте, Константин Устинович, — говорю я, останавливаясь в трёх метрах от его стола.

Он поднимает глаза и смотрит, ничего не выражая, не проявляя никаких эмоций. Любопытно, сколько будет молчать. Молчит он с полминуты, словно сам превращается в портрет.

Я его, разумеется, много раз видел. В смысле, на фото. Этакий Павка Корчагин на пенсии. Впрочем, вживую волосы у него топорщатся не так озорно, как на картинках. И щёки оказываются не настолько впалыми.

— Присаживайтесь, — наконец, произносит он, — товарищ Брагин.

Я выполняю. Интересно, насколько он необходим истории? На посту генсека, насколько я понимаю, он оказался совершенно бесполезным, если не принимать во внимание выборочных направлений по расследованию коррупции, пардон, хищений. Включая ряд сфабрикованных дел.

— Нам известно, — строгим голосом начинает Черненко. — Что Медунов грубо нарушает партийную дисциплину. В крае получило распространение взяточничество среди руководящих работников. Располагая неопровержимыми фактами, он не принимает необходимых мер для пресечения этих явлений. Более того, с его ведома, со ссылкой на депутатский статус, не возбуждаются дела о привлечении виновных к ответственности. Этим он компрометирует себя как руководителя и члена ЦК КПСС.

Ого, сразу из тяжёлой артиллерии.

— Некоторые товарищи, в силу молодости, недостатка опыта и отсутствия партийной дальновидности, пользуясь высокими связями и защитой руководителей, пытаются помешать правосудию и надеются переключить внимание компетентных органов на других ответственных работников. Политбюро это известно.

Любопытно, кто это про связи распространяет информацию? Он ведь определённо на Брежнева намекает. Я этим не злоупотребляю…

— Следует знать и товарищу Медунову, — сурово продолжает Черненко, — и всем остальным тоже, что у нас есть собственный достоверный и объективный взгляд на происходящее в крае.

И кто же, любопытно, предоставляет этот объективный и достоверный взгляд?

— Следующий вопрос, — продолжает Черненко, — ставит товарищ Романов.

Он говорит спокойно, не окрашивая эмоционально свою речь. Не кричит, не злится, просто будто читает… то, что больше всего подходит его святилищу. Особенные мантры…

— Он указывает, что особую озабоченность вызывает стремительный рост преступности в Ленинграде и области. В связи с этим большие усилия со стороны партийных и советских органов будут направлены на борьбу с этим чуждым социалистическому образу жизни явлению.

Он замолкает и ещё какое-то время смотрит на меня в упор.

— На этом всё, — резюмирует он. — И больше я вас не задерживаю.

Я встаю, а он снова утыкается в свои бумаги.

— До свидания, Константин Устинович, — говорю я и выхожу из кабинета.

Ну, а что тут сказать, начать оправдываться? Или прикидываться дурачком и спрашивать, что вы имеете в виду? Что имею, то введу, блин. Чувствую, если он станет… Не если, а когда… А, может, и никогда… В общем, если он станет генсеком, уконтропупит меня вместе с Чурбановым и прочими прогрессивными людьми человечества. А то и вообще под вышку подведёт…

— Итак, чего он хотел? — спрашивает Гурко.

Это ж надо такой талант иметь, талантище просто. Не то, что на двух, он на всех двенадцати стульях сидит одной задницей. Это я про Гурко.

— Сказал, Марк Борисович, что у него есть свой источник в Краснодаре. И источник этот льёт чистую и якобы стопроцентно компрометирующую информацию на руководство, а конкретно, на первого секретаря крайкома.

— Это кто, Разумовский?

Гурко спохватывается, что ляпнул лишнего и затыкается.

Но ёлки-палки, точно ведь, Разумовский! Википедии мне конкретно не хватает в этой жизни! Твою дивизию, я же читал. У меня ведь к этим делам не только исторический, но и профессиональный интерес был. Как же я забыл-то про этого гуся! Он же был в контрах с Медуновым и пришёл после Медунова в крайисполком председателем. А потом его Медунов оттуда смог в Москву выгнать или покровители постарались… И кажется Разумовский этот для Горби копал под первого секретаря. А Горбач потом его кандидатуру в крайком пропихнул. Пропихнёт. В знак благодарности. А после ещё и в ЦК вытянет, ну это уже, когда сам станет генсеком… Если станет, опять же…