Хорошо, что в доме не было Панина, разрешившего мне спокойно познакомиться с семьёй. Да и иным сопровождающим лучше не видеть выражения моего лица, когда мы сели за стол. Лиза, чего-то почувствовала, поэтому сразу начала хвалить стряпню Устиньи, второй женщины отца. Я же не спорю, рыбный суп весьма приятен, да и свежеиспечённый хлеб был неплох. Вот только мне казалось, что двоюродные внуки покойной русской императрицы не должны набрасываться на пищу, как долго голодавшие люди. Чем-то их поведение напоминало моё, когда я в первый раз дорвался до человеческой еды. Сразу бросалось в глаза, что сегодня у людей чуть ли не праздничный обед. И дело не в начавшемся посте, ограничивающим их питание. Мои родственники явно не избалованы мясом и тем более деликатесами. А пироги с капустой, поданные после похлёбки, мгновенно смели со стола. Я отломал кусочек, оценив качество выпечки, и передал свою долю Софье и пятилетней Наташе.

— Вы кушайте, Иван Антонович, — всплеснула руками главная кухарка семьи, та самая Устинья, — Пирогов хватает. Это мы оставили часть на завтра. А то этим проглотам сколько ни дай, всё съедят и ещё попросят.

Сидящие за длинным столом дети, радостно заулыбались. А моё сердце снова будто пронзила раскалённая игла.

— Не переживайте. С утра я хорошо поел и ещё не проголодался. Вечером же меня ждёт обед с наставниками, — отвечаю почти искренне, — А детям надо больше кушать, ведь им ещё расти и расти. Кстати, я привёз кое-какие гостинцы, которые передам чуть позже.

При упоминании подарков глаза более юной части семейства заблестели в предвкушении. Старшие вели себя сдержаннее, но тоже выразили любопытство. Надо завтра срочно пробежаться по местным лавкам и накупить разнообразных вкусностей. На самом деле я ограничен в возможностях и привёз с собой то, что выделил камердинер в Зимнем дворце. Несколько гребней и подобных безделушек, предназначались сестрёнкам. А два неплохих кинжала приготовлены для Пети с Лёшей. Только не уверен, что они по достоинству оценят оружие. Уж больно домашними и кроткими выглядели братья.

— Я вынужден вас покинуть, — увидев испуг в глазах Лизы, сразу поясняю, — Мне надо повидаться с наставником и решить, где расположиться на постой. Как только будут решены все вопросы, я сразу же посещу вас. Скорее всего, завтра же с утра.

Народ успокоился и заулыбался, а мелкие детишки начали шушукаться о чём-то своём. Мне очень не хотелось покидать эту идиллию, но и злоупотреблять добротой Панина нельзя. Всё-таки я ещё под арестом, пусть сие состояние лицемерно именуется заботой.

*

Выйдя на улицу, провожаемый всем дружным семейством, я попытался привести свои чувства в порядок. Сейчас точно не время высказывать какие-то претензии или ссориться. Думаю, моя выходка с благословением крестьян ещё принесёт немало трудностей. Поэтому действовать надо тоньше.

Но всё равно необходимо пообщаться с Паниным и уточнить, где мы остановимся. Думаю, мне не разрешат разместиться в усадьбе. И здесь я оказался прав.

— Как прошло знакомство с отцом и вашими родственниками? — участливо спросил Никита Иванович, — Надеюсь, с ними всё хорошо?

Внимательно смотрю в лицо графа, стараясь понять, знает ли он об условиях содержания моей семьи. Должно быть, подобные вопросы даже не приходили ему в голову.

— Да, благодарю. Хотел уточнить, могу ли я разместиться совместно с семьёй? — решаю не затягивать с данным вопросом.

Судя по задумчивому виду Никиты Ивановича и складки, прорезавшей его лоб, жить мне придётся отдельно.

— Думаю, надо дождаться возвращения коменданта Вындомского[1], который незадолго до нашего приезда отбыл в Архангельск. Всё-таки, именно на полковника возложена ответственность по защите ваших родных. И нам не стоит вмешиваться в столь деликатный вопрос, — граф весьма дипломатично выкрутился из сложившейся ситуации, переложив ответственность на коменданта.

Что ж. Я тоже с нетерпением жду возвращения этого господина. Более того, у меня уже есть мысли, как сделать его дальнейшую жизнь менее сладкой. Вскоре Вындомский должен получить долгожданную отставку, о коей долго просил императрицу. Об этом Панин сообщил мне ещё в дороге. Мол, несчастный офицер устал в течение двадцати пяти лет исполнять обязанности надзирателя. А ещё он болен физически, и страдает одновременно ипохондрией с меланхолией.

Я догадываюсь, откуда у Максима Дмитриевича столь серьёзные хвори и страстное желание покинуть Холмогоры. На это меня натолкнула Лиза, с нескрываемым удивлением сообщившая о последних событиях. Вындомский появился за пять дней до нашего приезда и приволок целый тюк вещей. Мои наивные родственники увидели подобное первый раз в жизни, посчитав сказочными нарядами. Ещё комендант приказал доставить в усадьбу целый ящик с посудой, чем изрядно перепугал всю усадьбу. Они привыкли использовать глиняные и деревянные миски, а к фарфору даже не притронулись, побоявшись его разбить. Наш заботливый герой пообещал растерянным арестантам новые подарки, за которыми отбыл в Архангельск. Ничего, дождёмся его возвращения. Но есть один щекотливый момент, который я решил тоже обговорить с графом.

— Мне право неудобно вас просить. Только я совершенно не располагаю средствами. Не могли бы ссудить мне небольшую сумму? — с трудом выдавливаю из себя.