— Профессор, я постараюсь изыскать средства для издания книг, — после моих слов круглое лицо математика просветлело, — Только вы никоим образом не покажете, что принимали участие в их составлении. Берите кого-то из своих учеников, пускай он доработает мои сырые предложения и становится автором той же азбуки. Но про меня ни слова.

— Но как же?

Степан Яковлевич попытался возразить, но наткнувшись, на мой взгляд, сразу замолчал и кивнул. Я привлёк к себе излишне много внимания. Помощь тому же Румовскому или Сёмужникову могут воспринять как блажь наследника, играющего в господина. Но если станет известно, что азбуку придумал вчерашний узник, юродивый и вообще дурачок, то хорошего лучше не ждать.

*

— И стали они жить наживать, да добра наживать, — заканчиваю очередную историю.

Вроде готовился, но встреча и последующее ознакомление присутствующих со сказками, неожиданно дались мне трудно.

Я воспользовался приглашением Щербатова и посетил его литературный кружок. Надо заметить, что собрание происходило во дворце князя. А среди участников сего действа оказались такие персоны, как Сумароков, Тредиаковский, Мелиссино, Елагин, Лукин, Трубецкой[1], отец прекрасной Екатерины, и Шувалов[2]. В огромной зале оказалось не менее тридцати человек. Более всего меня смутило присутствие фаворита покойной императрицы. Оказалось, что Иван Иванович действительно увлечён литературой, искусством и наукой. То же самое касалось князя. Но Пётр Никитич имел самое непосредственное отношение к литературе, ибо увлекался изящной словесностью и даже писал стихи. А ещё Трубецкой подтвердил, что ждёт меня в гости, на очередное собрание их салона.

Народ собрался весьма необычный. Присутствующих мало волновали свежие сплетни и мелкие столичные интриги. Судачили больше о последних новинках русской и европейской литературы. Ещё обсуждали какую-то театральную постановку. В общем, публика приятная, но говорящая со мной на разных языках. Так и есть, ведь многие господа предпочитали изъясняться на французском, к которым у меня пока неважно. Вот немецкий язык мне удалось освоить быстро, что немудрено. Во-первых, в раннем детстве именно на нём со мной разговаривали родители и один из надзирателей. Во-вторых, мы взяли за правило часть времени беседовать по-немецки с семьёй. Получалось забавно, а Антон Ульрих часто нас поправлял. Здесь же чувствуется уклон во французскую культуру.

Меня это сильно смущало, ведь мы собрались обсуждать русские сказки. Само собрание происходило излишне неторопливо и скучно. Благо, что обошлось без обеда. В противном случае оно могло затянуться до утра. А дон Алонсо весьма ревностно относится к нашим занятиям. И если я вернусь домой за несколько минут до обычной побудки, то всё равно придётся вставать.

Наконец, настало время сказок. Надо учитывать, что я не бродячий сказитель и требовать у меня выступление — весьма глупая затея. Щербатов осторожно обошёл этот вопрос, втянув присутствующих в обсуждение русских сказок.

Надо заметить, что собравшиеся знали немало историй и былин. Вот только они далеки от той завершённости и отточенности, сказок из будущего, которые я имел наглость присвоить себе. Когда я рассказал несколько небольших историй, у большей части публики пропал скепсис. А далее, они слушали меня внимательно и даже удивлённо. Я не мифическая птица Гамаюн, поэтому решаю остановиться на шести рассказах. Тем более что большая их часть уже записана князем.

— Очень необычно звучит. Язык явно новый, на который изрядно повлиял Ломоносов, — вынес свой вердикт Сумароков, которому первому предоставили слово, — Насколько я понял, Михаил Михайлович записал гораздо больше историй? Значит, мне необходимо ознакомиться со всеми сказками.

Забавно, что поэт в разговоре смотрел на Тредиаковского. Щербатов накануне собрания сообщил мне, что в литературном обществе ведётся непримиримая борьба между Ломоносовым, Сумароковым и Тредиаковским. Её суть заключалась в определении правил русского стихотворства. Не знаю, кто победил в этой битве. Но Александр Петрович иронично посматривал на Василия Кирилловича. Последний же не скрывал своего отношения, презрительно фыркая на слова оппонента. Будь здесь Ломоносов, то мог заехать в глаз обоим коллегам. Думаю, Щербатов шутил, когда описывал нрав и поведение поморского гения.

— Господа, у меня мало времени, так как большую часть дня я учусь, — судя по едва заметной усмешке, Трубецкой знает о моих дополнительных занятиях с графиней, — Поэтому предлагаю вашему кружку вынести вердикт. Если вы считаете сказки приемлемым, то мне нужна ваша помощь в их публикации. Вернее, я смогу издать их своими силами. Но мне потребуется помощь в доведении историй до ума. Ведь моё изложение сильно отличается от существующего русского языка. И только ваша образованность и знание литературы позволили понять мои потуги.

Решаю добавить немного лести. Мне не жалко, а людям приятно. Судя по всему, я угадал. Но сказки для меня не главное. Их мы будем издавать с Антоном, заодно получим хоть какую-то прибыль. А вот учебники гораздо важнее.