— Наш завод не может произвести ничего приличного кроме табакерок и игрушек. Да есть чашки и прочие блюда, но их изготавливается очень мало. Так получилось, что я немного знаю об этом. Напомните мне, в каких условиях работал Виноградов и лучшие художники завода? — решаю немного позлить Панина, — Если вы не знаете, то я вам расскажу. Их держали на цепи и били кнутом, если мастера не успевали вовремя выполнить приказы императрицы. Хотя они не были в этом виноваты. От этого и скончался человек, который создал русский фарфор. Может, мы отстаём от Европы, потому что у нас так относятся к людям?

Для меня подобные вопросы крайне нелегки. Когда я узнал о судьбе действительно великого русского учёного, то долго не мог поверить. Мне о нём рассказал Щербатов, когда принёс в подарок фарфоровые чашки.

— Вот здесь я с вами полностью согласен, — Панин аж расцвёл от удовольствия, — Ещё три года назад я предложил Её Величеству прожект по созданию Императорского совета и прочим реформам. Нам необходимо ограничить самодержавие, что остановит произвол власти.

Здесь уж я не выдержал, остановился и с недоумением посмотрел на наставника. Оказывается, он говорил вполне серьёзно. А судя по лёгкому румянцу и горящим глазам, Никита Иванович искренне верит в свой прожект. Даже такой далёкий от власти и плохо образованный человек, коим я являюсь, понимает глупость данной затеи. Как можно ограничить произвол, если вы ослабляете единственную силу, способную на него влиять?

— Скажите, граф. А как поведут себя знатные фамилии, если будет ограничена власть монарха? И как быть с указом о вольностях дворянских? Вы считаете, что вся русская аристократия сразу станет верой и правдой служить стране, позабыв о собственной мошне и жажде власти? И того же барона Черкасова, который довёл до смерти Виноградова, непременно бы осудили? А как быть с нынешними мздоимцами? После указа вы лишите их имущества и отправите на каторгу? То есть аристократы будут более жестки в отношении друг друга, нежели правитель? А уж как они начнут заботиться о простом народе! Аж дух захватывает!

Никита Иванович не почувствовал издёвку и принялся яростно защищать свою идею.

— Но позвольте! Именно Совет должен был взять на себя право рассматривать бумаги, идущие на подпись императрице. А также он получил бы право заставлять исполнять указы в губерниях, где есть произвол отдельных персон и прочих клик. С Виноградовым произошёл неприятный случай, а по новым законам такого просто не могло быть. Дал…

— Если аристократия не уважает указы, подписанные самодержцем, то, как она отнесётся к вашему Совету? — перебиваю графа и с трудом сдерживаю смех, — Я понимаю, что вы подобным образом хотите ограничить самоуправство министров и губернаторов. Только как вы добьётесь того, чтобы в Совете заседали честные люди? Кто будет назначать этих вельмож, и как их будут выбирать? Если императрица, то откуда ей известно честен человек или нет? Предположим, проверит его Шешковский и не найдёт никакой крамолы. А через год, дорвавшись до принятия государственных решений, сей господин станет хапать так, что даже Меньшикову не снилось. А коли наш герой начнёт ещё и людей нужных назначать? Чем всё это закончится для России? Вроде невеждой являюсь я, но скоморохом в государственных делах выглядите именно вы.

Панин после мох слов отшатнулся, будто от удара и явно жутко обиделся. Теперь в его глазах плескалась ярость вместе с ненавистью. Да, шутка вышла неудачной. Ну не достиг я ещё вершин куртуазности и могу сказать чепуху. Кто же знал, что граф так щепетильно относится к своим прожектам? Вроде взрослый человек и опытный вельможа, но несёт просто чушь. Развернувшись на каблуках, Никита Иванович молча последовал к нашему возку. Я же уловил осуждающее покачивание головой от Алонсо. В ответ развожу руками. Понятно, что нельзя быть таким резким. Только сделанного уже не воротить.

*

В Оффенбахе мы были встречены небольшим отрядом сразу после того, как переправились через Майн. Благо паромщики знают своё дело, и нам удалось управиться за два часа.

Весьма молодой капитан, представившийся Людвигом, оказался братом моей невесты. На вид ему лет восемнадцать высок, худощав, лицо вытянутое и некрасивое. Строгий чёрный мундир смотрелся на нём немного забавно. И вообще, встречавший нас конвой выглядел несерьёзно. Вроде бравые кавалеристы на хороших конях, но есть в них какая-то червоточина. Позже я узнал, что Гессен-Дармштадт не воевал более двадцати лет, поэтому его армия носит бутафорский характер.

Но тогда меня волновали совершенно иные вопросы. Правда, молодой гвардеец оказался неразговорчивым. Он предложил нам быстрее проследовать до деревеньки Лангден, находящейся на полпути к столице. Там мы должны заночевать и рано утром выдвинуться в Дармштадт.