— Мне рассказывали о вашей нелёгкой судьбе, — рука девушки сильнее сжала мою, а глаза покрыл налёт грусти, — Это так трагично!

Некоторое время мы шли молча. Я же пытался поймать убегающую мысль. Что-то не давало мне покоя. И только после следующего вопроса всё стало ясно.

— Расскажите, пожалуйста, о Санкт-Петербурге. Я много слышала об этом городе. Правда, что он стоит на нескольких реках и похож на северную Венецию?

Весь вид Каролины изображал любопытство. При этом она не кокетничала и не хлопала глазками.

— Думаю, вам лучше дождаться приезда в Россию и самой увидеть нашу столицу.

Далее было ещё несколько вопросов, и я старался отвечать на них как можно дружелюбнее. Даже один раз пошутил, а девушка тихо рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. А внутри меня бушевали совершенно иные чувства. Я с трудом сдерживал порывы, чтобы немного не поиздеваться над Каролиной. Дело в том, что она играла. Все её вопросы, повороты головы, сияющие глазки и прочие ужимки — это лицемерие. Думаю, она подобным образом изучает будущего супруга и знает обо гораздо больше, чем я сам.

А ещё наш брак состоится вне зависимости от моего согласия. Не удивлюсь, если Екатерина задумала его изначально, как только я вышел из застенка. Думаю, невесту начали искать ещё раньше. Зачем только меня убрали из столицы? Сердце неожиданно защемило и стало трудно дышать. Но мне удалось сохранить немного глуповатое выражение лица человека, не отягощённого лишними знаниями. Я ведь тоже играю и быстро учусь.

Эпилог

Очнулся я от знакомого звука и сначала не знал, что делать от испуга. Страх затуманил мой мозг и обездвижил тело.

Кап-кап. Тот самый звук, который я слышал годами и люто ненавидел. А ещё вслед за ним могли раздаться крадущиеся шаги, после чего мерзкая рожа распахивает дверь. Чувствую, что сейчас сердце выпрыгнет из груди от страха и отчаяния. Как? Почему? Снова здесь?

— И долго ты будешь валяться зажмурившись? Или Ванечка испугался Бабайку? — вдруг произнёс знакомый насмешливый голос.

Подпрыгиваю на опостылевшем лежаке, и оглядываюсь. Какой лежак? Я стою в небольшой комнате, наполненной туманом, который постепенно рассеивается. Чуть позже я вижу пожилого и седого мужчину, в странном зелёном наряде, сидящего на необычном стуле с колёсами. Худой, с обострившимися чертами лица, давно небритый и явно измождённый. Зато пронзительные голубые глаза внимательно смотрят на меня. Нет, я был не прав. Он не старый, а просто седой как лунь.

Сердце уже стучало не от страха, а от радости. Майор! Сколько же я этого ждал! Пытаюсь сделать шаг вперёд, но натыкаюсь на невидимую преграду.

— Ну, рассказывай. Чую, что времени у нас мало, — произнёс наставник, сунув в рот белую палочку, которую он поджёг при помощи небольшого огнива.

В ноздри ударил запах табака, а из меня будто полилась целая река слов. Я сбивался, повторялся, перепрыгивал с мысли на мысль, стараясь донести до учителя произошедшее со мной. Он слушал внимательно, только иногда выбрасывал сгоревшую палочку, поджигал новую и задавал уточняющий вопрос. А ещё я гордился тем, что успел сделать за девять месяцев. Поэтому его слова ударили наотмашь и выбили из меня дух.

— За это время баба успевает родить дитя. А ты ничего не сделал. Нет, освобождение семьи — достойное дело. Но Катька вернула бы их из ссылки сама, — Майор выпустил новую порцию дыма и продолжил, — Хотя, Анна хороша! Здесь я тебя одобряю! Такая женщина блистала бы и в нашем времени, слепив мужчину из любого тюфяка.

Я отправил учителю несколько мыслеобразов, в том числе графини. Признаюсь, мне было приятно услышать слова одобрения.

— А как ты будешь её защищать? Ведь дураку понятно, что она под ударом и через неё тобой могут вертеть как угодно. А что ты будешь делать, если её насильно выдадут замуж и увезут в Москву или Европу. Выслушивать насмешки придворных лизоблюдов, как она родила новому мужу очередного ребёнка?

Слова Майора били будто молотом, а я чувствовал, что сейчас просто умру от стыда и осознания собственной никчёмности. Понимаю, что сейчас грохнусь в обморок, но пытаюсь устоять из последних сил. А ещё мне хотелось снова забиться в угол каземата и скулить, будто побитая собака. Именно в таком состоянии ко мне первый раз явился учитель. Ведь он во всём прав — я просто бесполезное существо, неспособное защитить любимую женщину.

Вдруг учитель заговорил совершенно иначе.

— Прости, сынок. Это мне хорошо рассуждать со своей колокольни. Не стоило говорить таких слов, ведь в этом есть и моя вина.

Сглатываю комок и поднимаю глаза на человека, сидящего напротив. Глазу Майора увлажнились, и он смотрит на меня с любовью. Впрочем, как и всегда. Я сразу начал понимать, что за показной строгостью он прячет искреннее участие к моей судьбе.