— «Разрушение межвального подшипника», — процитировал я один из выводов.

— Молодец, читаешь на пять баллов. Вот только, как ты дошёл до этого? Мне Сашка всё сказал, что ты ему поведал соображения по поводу причины неполадок.

— Сашка — это не Федотов ли случайно? — посмеялся я.

— Он самый. Я его давно знаю. Для меня он Сашка. Для тебя — Александр Васильевич. Так что скажешь, Сергей? С чего ты так решил, что межвальный подшипник?

Во валит, Артакович! Надо хоть что-то сказать, иначе он выбьет из меня признание о моём появлении в Советском Союзе.

— Изучал конструкцию двигателя. Цепную реакцию по разрушению мог создать только этот агрегат…

— Ладно, можешь не продолжать. Конструкторы двигателей сказали, что причина найдена, и они сейчас постепенно всю партию этой серии Д-6 постараются заменить.

— Это будет трудно.

— Жизнь человека важнее. Ты был на войне и знаешь это не хуже меня, сынок, — произнёс Артакович и забрал у меня листок. — Ладно, тогда у меня такой к тебе вопрос. Что ты думаешь о будущем нашей корабельной авиации?

— Смотря о каких самолётах вы говорите, — ответил я.

— С укороченным взлётом и посадки. Як-38 пока не рассматриваем.

— Что тут сказать — нам нужна корабельная авиация, — посмеялся я. — Затратное только это дело.

— Вот и в Министерстве так говорят. Хмырёныш тут один жалом водит! Молодой такой! Папа у него секретарь ЦК КПСС. Вот и пристроил сорванца, — возмущался Адмиралов.

Ему можно. Человек заслуженный, так что может позволить себе критиковать чиновников. А у меня теперь есть подозрение, что этот «хмырёныш» и «ариец» — один и тот же человек.

— Мы сейчас с конструкторами КБ Сухого думаем над корабельным вариантом будущего истребителя. Я вам рассказывал об этом уже, — продолжил Глеб Артакович.

И правда, на одном из занятий нам даже нарисовали примерную компоновку самолёта будущего изделия Т-10К, который потом будет известен, как Су-33. Но это пока знаю только я.

— Да, я помню.

— Как думаешь, что можно добавить? Не могут, видите ли, товарищи конструкторы решить проблему продольной статической неустойчивости, — хлопнул по столу Адмиралов.

Дедушка начинает валить ещё сильнее! Если я сейчас ему скажу про решение этой проблемы, он меня может за Нострадамуса принять. Отдельный «кабинет» на Лубянке мне обеспечен. Хотя к решению уже должны были прийти — 83й год на дворе!

— Глеб Артакович, я не конструктор, но проблема здесь в том, что нос у самолёта стал тяжёлый, верно? Наверняка установили РЛС неподъёмную под конусом. Плюс, когда самолёт взлетает с трамплина, ему не хватает устойчивости, правильно?

— Верно рассуждаешь. Что сделать-то нужно?

Он либо смеётся надо мной, либо реально не знает. Не может быть такого. Наверное, просто проверяет глубину глубин моих знаний.

Глава 7

Подумав, я решил, что стоит ему сказать про переднее горизонтальное оперение.

— Помните, была идея крылышки перед крылом поставить, — намеренно я упростил название, чтобы не показаться слишком умным.

— Да не крылышки! Переднее горизонтальное оперение называется, Родин, — возмутился Адмиралов, а потом задумался. — Ты думаешь, поможет?

— Требует проверки. И вообще, сделать его с дистанционным управлением, чтобы лётчик им вообще не управлял…

— Деловой! Но идея интересная. Несколько лет назад в КБ Сухого думали об этом. Вот сейчас им надо намекнуть.

Несколько минут мы ещё пообщались с Глебом Артаковичем, и он отпустил меня. Перед выходом, я задал вопрос, который меня сильно заинтересовал в процессе нашего разговора.

— Под «сорванцом» вы случайно не Егора Алексеевича имели в виду? Ну, это тот, которого папа ЦК КПСС пристроил.

— Родин, допрашивать меня вздумал⁈ Не 37й год сейчас! — посмеялся Артакович.

— Просто из любопытства. Я тут одного уже встретил… «важного» товарища.

— Если у него светлые волосы и он похож на Шелленберга из «Семнадцати мгновений…», то мы думаем про одного и того же человека. Правда, немец в сериале был не блондин.

Что и требовалось доказать. Гражданин «ариец» оказался важным парнем. Ещё и сыном большого партийного деятеля.

Пускай так. Не уволит же он меня!

В классе, когда я вернулся, была полная тишина. Похоже, пока меня не было, никто и слова не сказал.

— О чём разговаривали? — спросил Николай, не отрываясь от тетрадки.

Никак не успокоится. Надо бы ему сказать пару ласковых слов, чтобы в чувство привести. Надоел совать свой нос, куда не следует.

— Об авиации, как это ни странно, — ответил я и подошёл поближе к Морозову, дабы продолжить с ним беседу.

В этот момент появился Гена Лоскутов, чтобы ещё раз пробежаться по полётам на завтрашний день. Первым к нему направились Ваня Швабрин и Боря Чумаков, но Морозов попробовал их опередить.

— Не торопись, Колян, — сказал я, дёрнув его назад и усадив на место.

— Чего такое⁈ — возмутился он.