Теперь, открыв «карты», Андрей Владимирович внимательно посмотрел на молодого князя, ища признаки робости или страха. Но таких не увидел — появилась у того решимость, даже губы сжал. Видимо, тоже окончательно «просчитал» ситуацию и склонился к мысли, что лучше повоевать вместе с Новгородом в союзе против Москвы, чем быть удавленным позже. Так что теперь можно не сомневаться — «огненный бой» свое дело сотворил, но так обладание совершенным оружием зачастую меняет отношение человека к ситуации, особенно когда его применение ничем не ограничено.

— И учти, княже — новгородцы в крепкую осаду сядут по городам своим, припасы все свезут за стены. Что ратникам Ивана тогда есть, чем коней кормить — снега ведь вокруг? И подвоза нет, и не будет — ты его с ратью перекроешь, на все дороги отряды пошлешь. Многие ли из московитов на обратном пути до тверских земель, в силе телесной дойдут? А кони разве не отощают, солому с крыш поедая?

— А не бросят ли меня новгородцы, не сговорятся ли с Иваном, когда тот мир им предложит?

— Ты думаешь, они ему бояр своих простили? Или не понимают, что тот им в любой момент хлебный подвоз закроет? Ты для них, Михайло Борисович, самым главным другом и союзником станешь. А когда в тверских землях урожая в достатке собирать будут, а оно так и есть, если ты этого захочешь, то твои земли обеспечат новгородцев зерном, пусть и не обильно. Но лет через десять картошки много на огородах собирать начнут, «вторым хлебом» прокормятся, о голоде больше никогда не услышат. А войско вы сможете вооружить пушками новыми и ружьями — и тогда всем головы свернете, хоть на Орду, хоть на Литву ходи походами.

— Будь по сему! И что, готов Новгород меня на княжение звать? Посол их на то мне обиняком говорил.

— А куда им деваться — без тебя никак не выстоять, токмо вдвоем. Тебе Торжок посулят, его ведь уже Иван себе вотчиной взял. Так что отдадут без боли в душе, раз уже потерян. Но и в убытке не будут — на ржевские земли зарятся бояре, на их северную часть. Да и «меньшого брата» под свою опеку снова возьмут — тот между ливонцами и новгородцами попадет, как между молотом и наковальней. И тут может на твою сторону перейти — ты покровитель лучше будешь, чем «господа новгородская». «Рядную грамоту» подпишут, если ущемленными себя не почувствуют.

— Торжок? Хитры новгородские бояре, отдают то, что им не принадлежит, сами ведь отдали.

— В их ситуации лучше отдать часть, чем всего лишится. Но так ты и больше можешь от них потребовать того, что им не принадлежит уже — пусть признают твое право на все бывшие новгородские вотчины, что ими утеряны. И с Иваном, как замиренье выйдет, себе их прирежь. Это и Волок Ламский, и Бежицкий Верх, и так по малости, то, что уже от тверских князей «отщипнули», то там «прихватили» их землицы. Разве нельзя, если сила с правом на твоей стороне будет⁈

Андрей Владимирович усмехнулся, глядя на задумавшегося князя — от отчаяния тот перешел к надежде, даже щеки порозовели. И голос Михаила Борисовича дрогнул, чуть надломился:

— Так Бежецк тебе посулили, а ты мне его разве отдашь?

— Зачем отдавать, если он и так твоим будет, если «рядную грамоту» подпишем. Русские земли воедино собирать нужно, тут Иван прав. Вот только порядки его мне категорически не нравятся — то, что он карать и миловать по своей прихоти будет, всех мужей за холопов своих почитая. Не быть тому! Ты «вольности» должен подтвердить. И твои потомки в соблюдении «рядных грамот» клясться будут, и по «судной грамоте» токмо вины определять, и разора поборами лишними, теми, что нет в договорах, не причинять — все под твою руку встанут, и я первым буду. Есть такая штука — федерализация, где права великих князей четко оговорены, как и права тех, кто им подчинены. От и до, и ничего лишнего — все в «Судебнике» прописать. Если ты согласен, то служить тебе верно буду, нет — у меня землица уже своя есть — Киясова Гора, на нее Новгород мне грамоту дал. А там даст бог, Бежицу отвою…

— Не горячись, Андрей Владимирович — порядки Ивана мне самому не нравятся. Службу твою принимаю, княже. «Рядную грамоту» напишем честь по чести, чтобы никаких обид у потомков не было, — молодой князь говорил серьезно, приглушенно. И продолжил, глядя трезвыми глазами:

— Хитры новгородцы — Киясова Гора всегда вотчиной кашинской была, и сейчас она вроде моя. Но пусть твоей будет — грамоту от себя отпишу немедля на нее и на Сухого Дола стан, между Яхромой и Кашинкой все земли твои станут. Отныне твоя вотчина, отправь людей. Там люди мою руку твердо держат, сами кашинцы «воры», враги Твери, сутяжники и ябедники московские. Не верю я им, а ты может быть, с ними и справишься…

Молодой князь задумался, а профессор мысленно обрадовался — «задаток» ему выдали новгородцы, и куда больше тверичи. Теперь явно выдадут кусок «шкуры» еще «не убитого медведя». И он не ошибся, нужные для него слова прозвучали — тверской князь пошел по «новгородскому варианту», о чем в самом Новгороде не подозревали — такие «игры» пошли, на опережение грядущих событий. Отдал в «кормление» мятежный Кашин, где сам старался не появляться. Как в поговорке — на тебе боже, что мне негоже!