Я вздохнул и взял ее ладонь в свою.

— Это же очень просто. Оставим за скобками, что нормально быть добрым к другому человеку и причин для этого никаких не надо, оно и так понятно. Я здесь, Юри, сижу сейчас в субботний день на травке как какой-нибудь завзятый хиппарь, потому что ты классная.

От изумления она вытаращила на меня глаза. Под светом солнца фиолетовый цвет радужки казался особенно ярким и выглядел почти сюрреалистично. У нас в мире такого можно разве что линзами особыми достичь, а тут оно само по себе встречается в природе. Удивительно.

— К-классная?

— Ага, — подтвердил я. С железобетонной уверенностью в голосе, — правда, почему-то ты единственная, кто в этом сомневается.

Юри склонила голову, отчего челка вновь упала на лоб.

— Т-ты опять, должно быть, шутишь.

Я нахмурился.

— Никаких шуток! В таких делах приколы не больно-то уместны, я границы знаю… или думаю, что знаю, хех. Юри, я тебе со всей уверенностью говорю — нужно больше себя ценить. Полным-полно людей, настоящих пустышек. Они в жизни ноль без палочки, зато здорово понимают в самопрезентации и за счет этого имеют в жизни разные ниш… кхм, если не все, то очень многое. А теперь на себя посмотри.

Я расхрабрился и коснулся ее щеки.

— … ты умная, ты чуткая, ты красивая…

Ее щеки уже в который раз за день залились румянцем. Я прямо кожей почувствовал этот внезапный прилив тепла. Нет, настоящего жара. Сейчас нас грела не только висящая в небе «звезда по имени Солнце», как выражался один известный мастер русской словесности. И вообще обстановка на периферии зрения начала как-то размываться, смазываться, превращаться в пятно, полное насыщенных, живых красок.

— П-повтори, п-пожалуйста, — тихо сказала Юри.

— Что повторить? — спросил я таким же полушепотом. Все звуки вокруг заострились, что ли, словно кто-то включил в телевизоре режим четкого голоса или просто эквалайзером подкрутил, — что ты красивая?

— Еще р-раз, если м-можно, — лицо Юри оказалось вдруг в опасной близости от моего. Губы разомкнулись, и я чувствовал ее дыхание.

В эту секунду для меня позабылся и «Портрет Маркова», и чай и вообще все, что только в мире существовало.

— Ты чертовски красивая, — не отказал я, — мне в аудитории иногда приходится по сторонам глазеть, чтоб от тебя взгляд отвести…

После этого в словах необходимости уже не было. Когда наши губы встретились, всю свою застенчивость и стеснительность Юри сбросила (а будь мы в более приватном месте, например, у меня дома, сбросила бы и одежду, зуб даю) и практически навалилась на меня. Принялась живейшим образом проявлять инициативу. Я не сдался и вместо этого сам увлек ее на траву. Даже удивительно, сколько рвения!

(чему ты удивляешься? ведь уже пережил что-то такое во сне. помнишь? с сумрачной аудиторией)

(эй)

(майор том, ответьте)

Эти мысли, назойливые и зудящие, я всячески игнорил. И удавалось это без особого труда. Сладкий запах шампуня и парфюма, переплетение ладоней, сладость ее губ забивали их на раз-два. Сейчас тот ночной кошмар казался бесконечно далеким. Даже не точка на горизонте сознания, а мелочь, которую и на двадцать пятом кадре не разглядишь. Интересно, а какая у ночного кошмара бывает противоположность? Эйфорические видения? Или как оно называется? Потому что сейчас я испытывал нечто похожее. И очень не хотел, чтоб оно заканчивалось.

Опыта у Юри было еще меньше, чем у Моники. Если ее кто и целовал до меня, то разве что мама в лобик перед сном. И сейчас тихоня явно старалась отыграться за все упущенные возможности. Такой жадности и напора я не ожидал… ну, может, разве что совсем немного. Все-таки не с пустого места взялась ее личность из второго акта. У Моники хватало скиллов только на то, чтоб имеющиеся черты подкручивать, кодить с нуля она не умела, сама подтвердила.

(ну и дурак же ты. у тебя щас такой ответственный момент, а ты все о Монике думаешь. сказано же было, что надо общий рут выбирать, никого не выделяя)

Игнорируя фоновое ворчание, я решил слегка обнаглеть. Запустил Юри руки под свитер. И почти сразу понял, что это была ошибка. Серьезная. Если не блокирующая функционал, то близко к тому. Она замерла. Взгляд был затуманенный, словно от всей этой ситуации моя спутница захмелела. Да и сам я не в самом здравом уме пребывал, прямо скажем. Сюрреалистичная довольно ситуация сложилась. Чтоб перебраться, как говаривали в кринжовых старых комедиях, «на первую базу», уже со второй тянкой за неделю… это достойно если не медали, то по крайней мере, крышки от нюка-колы на шею.

— Г-гару, ч-что… что мы делаем? — еле слышно спросила Юри.

— Да вроде как понятно, что, — ответил я. Тельце Гару еще пребывало в боевой готовности, но она была напрасной — момент ушел. Вытек как клей из незакрытого тюбика.