Раннее утро следующего дня.

Меррин с Юргеном держали по небольшому чемодану. Гриз попрощался и скрылся за надежными стенами своего корабля. Цере стояла на ступенях. Кэл хмуро глядел на Меррин. Я подошла к Юргену. Он протянул мне руку. Я с удивлением пожала её.

- До встречи, учитель Судури.

- Да пребудет с тобой Сила, Юрген. Я верю в тебя. – ответила я.

Он кивнул. Окликнул Кэла, который топал обратно к кораблю, сжав ладони в кулаки.

- Эй, Кестис!

- Ну? – зло посмотрел на него Кэл.

- У меня есть просьба, Кестис.

Кэл повернулся к нему корпусом.

- Ну, какая?

Он сжал мою ладонь в своей руке.

- Пригляди за моей беременной женщиной. В свою очередь обещаю не давать в обиду Меррин.

Ведьма улыбнулась:

- Мы еще посмотрим…

Кэл озадаченно заморгал, глядя на Цере, на свою возлюбленную, а потом остановился на мне.

- Ты… вы… то есть…

- Перестань мямлить! – оборвала я его несвязный монолог. – Ну беременна я, и что!

- Буп! Би-ип! Трилл!

- Спасибо, железяка, я сама могу с этим олухом справиться! – огрызнулась я. Посмотрела на Галлена и Меррин. – Чего застыли? Топайте уже к своему слепому! И не забудьте узнать, как он выведал, что я понесла, только взглянув в нашу сторону! Не выношу неприятные сюрпризы!

Развернулась и пошла к трапу, толкнув Кэла плечом, так что он споткнулся и осел на землю.

Цере последовала за мной. Я закусила губу, наблюдая, как удаляются и растворяются в пыли дороги силуэты мужчины и женщины. Прошептала:

- Крепко держись за наши Узы, Юрген. Ты станешь великим защитником. Я это знаю.

«Люблю тебя, Трилла», - услышала я его голос в голове.

Я опустила голову. Прикусила губу. По щеке скатилась слеза.

Глупый джедай… как же тебе удалось приручить дикую кошку?

Энтони Хопкинса:

«Ничего не проси, ничего не жди и принимай все спокойно. Я так рассуждаю: «Что люди обо мне говорят или думают, меня не касается. Я такой какой есть, и делаю то, что делаю, просто ради забавы — вот как устроена эта игра. Чудесная игра жизни на ее собственном поле. Здесь нечего выигрывать и нечего терять, здесь не надо ничего доказывать. Не надо выворачиваться наизнанку — чего ради?»

07.09.23

"Беспокойство не забирает завтрашние тревоги, оно забирает сегодняшнее спокойствие"

Храм Уиллов, тренировочное додзё.

Мы с Меррин как обычно перед завтраком разминались в зале. Она на брусьях, я – на перекладине. Сотня подтягиваний, пятьдесят приседаний, двадцать пять отжиманий, скручивания, бой с тенью, четыре подхода планки в разных положениях. Дышать уже было тяжело, но я старался не обращать внимание на боль. И восторженно наблюдал за мышцами Меррин, которые перекатывались под ее упругой кожей, когда она стала качать пресс. Она надела короткие облегающие леггинсы и топ, взмокший от пота. Черные линии татуировок ярко выделялись на бледной коже, не загоравшей на солнце. Хотя мы каждый вечер гуляем в городе и его окрестностях, излазили почти все скалы и познакомились с местными хищными животными. Поскольку я остался без светового меча, я использовал бластеры и боевой посох, который вручил мне мастер Чиррут на первом занятии по боевому искусству, называемому Зама-Шиво. Местное боевое искусство, практикуемое монахами этого монастыря. Хоть мастер и был слеп, во время спаррингов я что-то этого не заметил, и после двадцатого падения на мягкие маты использовал Силу, чтобы прощупать мужчину. Воин-монах отнесся к этому с присущей ему иронией. И похвалил за «успехи», но я был уничтожен и раздавлен своей неопытностью и излишней самоуверенностью.

После жестоких сеансов рукопашного боя и физических нагрузок, я едва доползал до комнаты, чтобы передохнуть, освежиться и переодеться в чистое белье перед завтраком, обедом или ужином. Жили мы оба в разных крыльях монастыря, который был разделен на несколько уровней. Остальные монахи обращали на нас внимания не больше, чем на паука, сплетающего паутину. Видимо, Чиррут с Бэйзом замолвили за нас словечко, так что нас с Сестрой Ночи не трогали. Тем не менее, это не избавляло нас от косых взглядов и разговоров за спиной. Я старался сосредоточиться на том, чтобы очистить сознание и выдавить тьму из сердца, как надоевший нарыв, готовый вот-вот брызнуть гноем и кровью.