— А у нас пацана одного в детдоме так же ножом в драке пырнули и мы к нему частенько наведывались. Так врач все время одно и то же говорил, а мы не понимали. Допекли его, видать, здорово и он однажды взял и нам целую лекцию прочел, — Мельник вовремя извлек из памяти подходящую информацию и сейчас говорил вполне уверенно. — Проще говоря, нет ни плохих, ни хороших изменений.

— Да уж, райончик у тебя бандитский всю жизнь был, — покачал головой Маслов. — То поножовщина, то драка стенка на стенку или школа на школу. Причем так во всем было. Помню, пацаном зеленым я все время на «Фрезере» ошивался, а там постоянно команды разных возрастов тренировались или играли. И если где-то игрока не хватало, то запросто могли нас позвать. Не всех, конечно, а кого потолковей. Так честно скажу, скидку на то, что среди мужиков шкет лет тринадцати-четырнадцати бегает, никто не делал. Зазеваешься — мигом подкуют так, что летишь белым лебедем. А пикнешь, могли и в рожу двинуть. Но характер за счет этого вырабатывался не чета нынешним домашним мальчикам.

— Жалко Одувана, — вздохнул Володька Ларин. — Вот скажи, Малой, что за дурь Вальке в башку ударила, что она на него с ножом полезла?

— Я почем знаю? — мгновенно окрысился Данила. — Свечку во время их разборок не держал. Так что, без малейшего понятия. Поди их, людей искусства, пойми — настроение меняется, будто погода весной: то снег, то дождь.

— Не кипятись, — примирительно сказал Аничкин. — Мы все прекрасно знаем, что у нее характер бешенный. Непонятно просто, как она до «мокрухи» дошла.

— Сплюнь, — мрачно посоветовал товарищу Маслов. — И по дереву постучи. Живой ведь бразила. И, даст бог, выкарабкается. Парень он крепкий, организм тренированный. Должен выкарабкаться. Попылим еще вместе.

Футболисты согласно загомонили, поддерживая слова Валерия. На шум из тренерской выглянул Голодец. Лицо его подозрительно раскраснелось, а глаза характерно поблескивали.

— Чего шумите? — поинтересовался он, недовольно щурясь. — А ну, расходитесь по комнатам. Сейчас час отдыха или что? Смотрите у меня, будете на вечерней тренировке филонить, мигом отправлю кросс бегать!

— Напугал ежа, — хмыкнул Жора Рябов. Но все же направился вразвалочку по коридору в направлении своей комнаты. — Пошли, парни, даванем минуточек шестьсот.

— Малой, а сколько эта фигня с Ривелино может продолжаться, — насели на Данилу Семин и Эштреков.

— Точно не скажу, — с сожалением развел руками Мельник. — Там разброс по времени может быть большой — от пары дней до нескольких недель. Но вы не переживайте, при таком раскладе врачи за пациентом день и ночь смотрят. И если хоть что-то в его состоянии меняется — неважно, в лучшую или в худшую сторону — они сразу же реагируют.

— Скажи, — замялся Владимир. — А ты когда с Малявиной…это самое…ну, хороводился, в общем, не замечал за ней чего-нибудь эдакого?

Данила остановился и глянул на него исподлобья.

— Знаешь, — тяжело сказал он. — Не имею такой привычки: болтать о том, что происходит в моей спальне. Это личное!

— Брэк! Разошлись! — Юрка встал между ними и улыбнулся. — Поняли мы, Малой, все поняли. Не хочешь — не рассказывай. Пошли, Володь.

Мельник проводил их неприязненным взглядом. Какая разница, кидалась на него Малявина с ножом или нет. Он-то жив и здоров, чего не скажешь о Ривелино. Сейчас и правда самое главное, чтобы бразилец очухался и пошел на поправку. И так уже на базе не протолкнуться от всяких — разных высокопоставленных начальников, следователей и прочих деятелей. Ходят, душу тянут, тренироваться нормально не дают. Коллеги по базе — баскетболисты с волейболистами — из-за этого глядят волками и матерят втихомолку. Нет, оно, конечно, понятно — скандал на весь мир — в СССР зарезали известного игрока. Пища для вражеских «голосов» знатная. Но пока никаких подробностей об этом происшествии ни у кого нет. Кто его знает, что именно произошло в квартире актрисы той злополучной ночью? Малявина, по слухам, даже не в изоляторе временного содержания, а в психиатрической больнице пребывает. Говорят, тяжелейший нервный срыв.