— Парни, давайте потише, а то вон того красномордого «сера» сейчас инфаркт хватит, — попросил Мельник, улыбаясь.

Ага, щаз! Ржать начали еще сильнее.

В итоге, после длительных переговоров, на следующий день все же стороны смогли прийти к компромиссному решению: встреча должна была начаться 10 сентября в 17–30 по местному времени. Качалин на установке пояснил, что Гранаткин замотивировал такое решение тем, что советская сборная не может целиком и полностью сломать план подготовки и нарушить общепринятый интервал в сорок восемь часов для отдыха между последней интенсивной тренировкой и игрой. Немного его сократить — да. Но не рушить до конца.

— Малой, в город не хочешь сходить? — окликнул товарища Еврюжихин, когда футболисты сборной потянулись к выходу из конференц-зала, где и проводилось собрание.

— Иди без меня, — с сожалением ответил Данила. — Я разговор с Москвой заказал, так что жду звонка.

— Да ладно! — по-доброму ухмыльнулся Генка. — Опять своей попрыгунье-стрекозе трезвонишь? Влип ты, похоже, паря. Когда свадьба?

— Как только, так сразу, — туманно ответил Мельник. — Вали, бездельник. Иди, дербалызни пару пинт местного пивка. Только смотри, в пабе ни с кем не подерись.

— Иди на хрен!

Поднявшись на свой этаж, форвард оглянулся, проверяя, не увязался ли за ним следом кто-нибудь из игроков сборной. Нет, чисто. Юноша порывисто вздохнул, недовольно поморщился и нехотя подошел к угловому номеру, что располагался чуть поодаль от его собственного. Не успел он поднять руку, чтобы постучать, как дверь, едва слышно скрипнув, отворилась. На пороге стоял давешний комитетчик, что приглядывал за командой.

— Чего так долго? — недовольно поинтересовался он.

— Как смог, так и пришел, — огрызнулся Данила. — Собрание у нас было.

— Ну, заходи, — приглашающе взмахнул рукой чекист и посторонился. — У меня все давно готово, теперь дело за тобой.

1969 год. Сентябрь. Белфаст

Крик — короткий, придушенный, точно человеку пытались зажать рот, а он этому всячески сопротивлялся — раздался, когда Мельник почти добрался до нужного ему места. И, что самое поганое, доносился шум как раз из того переулка, куда футболист собирался по возможности незаметно свернуть.

Данила остановился. Огляделся по сторонам. В тусклом свете фонарей где-то совсем уж далеко от него, вверх по улице, виднелось то ли баррикада, то ли куча мусора. Рядом мелькали размытые тени. Сходить и позвать на помощь? Нет, нельзя, завалит задание. Проще уж сразу дойти до ближайшего полицейского участка и сделать заявление о том, что прибыл в страну, имея за душой некие темные устремления.

Мельник прислушался. В переулке было тихо. И он несколько пугал своей темнотой и очертаниями, смахивающей на пасть неведомого чудовища. В любом случае, заходить внутрь категорически не хотелось, поскольку чуйка буквально вопило юноше в оба уха о ждущих совсем рядом неприятностях.

Черт бы побрал эти волнения, с тоской подумал Данила. Вон, совсем неподалеку виднеется вывеска паба. В обычное время здесь было бы полным полно народа. А теперь, даже возле их респектабельного и внешне безопасного отеля, владельцы подобных питейных заведений предпочитают закрыться пораньше. Ребята из команды вчера попытались посидеть в пивном баре, улизнуть после отбоя и продегустировать втихаря от руководства делегации и тренерского штаба знаменитый местный «Гинесс». Не вышло.

— Охрененная штука, — авторитетно вещал, сидя в холле гостиницы, Еврюжихин, который был большим знатоком и ценителем пенного напитка во всех его проявлениях и знал о нем почти все. — Темное пиво в Англии испокон веков использовали для восстановления сил грузчиков и носильщиков. А чуть позже даже стали выписывать как лекарство для больных и беременных!

— Врешь! — недоверчиво покачал головой Рудаков. — С чего вдруг-то?

— Вру? — возмутился Генка. — Да если хочешь знать, в нем до фига железа содержится, вот доктора местные и решили его применить.

— Эх, вот бы у нас в поликлиниках врачи «Жигули» прописывали! — мечтательно протянул Николай Киселев. — Приходишь такой в магазин и продавцу: «Мне две дюжины. По рецепту!»

Футболисты весело засмеялись.

— Ага, а по другому рецепту вязанку тараньки! — поддержал одноклубника Папаев под новый взрыв хохота. — Ладно, Ген, трави дальше.

— И ничего я не травлю! — обиделся Еврюжихин. — Не знаете, так молчите. О чем это я? Ах да, железо. Так вот, помимо этого в «Гинессе» есть еще несколько особенностей. Одна из них — это очень стойкая пена, не то, что наше «лысое». Представляете, пенную шапку «Гинесса» даже проверяют отдельно — правильная или нет?

— Это как? — озадаченно потер лоб Шестернев. — Что в ней может быть особенного? Пена — она и есть пена.