Царица сидела дремала. Иван Васильевич подошёл и, осторожно притронувшись рукой к её плечу, разбудил.

— Негоже, душа моя, дремать на закате. Бесы душу украсть могут.

— Сморило меня, Ванечка.

— Хотел, Ивану дружка представить. Не устал с мамками и няньками жить, сын? Фёдор, на моей стороне обитать станет. Может и ты переберёшься на мужскую половину?

Царевич с тоской и неуверенностью посмотрел на мать, а та сразу схватила его за руку и притянула к себе.

— Не отдам, государь! Одна он отрада у меня!

— Ладно-ладно, душа моя. Пусть будет у тебя. Но как с урокам быть? Фёдор такую забавную и лёгкую цифирь выдумал, что даже я разобрался и сейчас без костей могу сложить два больших числа. По памяти.

Я удивился.

— Тренировался он без меня, что ли? — подумал я.

— Тебе же не с кем было резвиться? Вместе можете и верхом кататься. Я видел, как он ладно на большой кобылице держался. Наравне со взрослыми воями.

— Я тоже могу! — с вызовом сказал царевич.

— Так и говорю… Будет тебе соратник. Фёдор только на одно лето тебя старше.

— На одно лето старше, а такой умный? — удивился царевич. — А почему я не придумал цифирь?

Царь за ответом обернулся ко мне. Я растерялся.

— Мой учитель на арифметике был повёрнут, — я покрутил пальцем у виска. — Всю душу из меня вынул. Только цифирью разной и забивал мне голову. Счётом владею хорошо. А во всём остальном я дурак дураком. Поучишь меня, Иван Иванович, другим наукам.

— Дурак-дураком? — удивился царевич и рассмеялся. — Ладно. Поучу тогда.

— Пошли, мне выберем место. Покажешь, где мне жить? Ты же там всё лучше знаешь?

Царевич неуверенно посмотрел на отца и на мать.

— Пойду, матушка? Покажу ему место?

Царица глянула на меня, на царя и, вздохнув, махнула рукой.

— Ступай, уж.

Мы вышли из царицыной рукодельной палаты и Иван, оглянувшись на закрывшуюся за нами дверь, вдруг резко припустил с места и понёсся по коридору.

— Догоняй, — крикнул он.

Я бросился за ним, пробуксовывая на поворотах по начищенному воском полу.

— Давно вы, Михаил Иванович, не бегали по длинным царским коридорам, — подумал я, вспоминая коридоры своей больницы, которую некоторые называли «вотчиной» Трубецких. Я тормознул и проехался на ногах.

— О, мля, и фамилия вспомнилась!

— Ты чего⁈ — крикнул Иван, выглядывая из-за очередного поворота. — Побежали!

— Как ты тут бегаешь? Я чуть не убился.

— А я подошвы канифолью натираю, — он рассмеялся. — Иначе беда! Порой так натрут пол, что ноги как у коровы на льду разъезжаются. Я тебе дам смолки. У меня есть.

— А тебе гулять разрешают? На улице…

— Матушка не велит одному. Только ежели с воеводой ратной справой заняться. Но воевода занят всегда.

— Со мной должны пустить…

— С чего бы это? — недоверчиво глянул на меня царевич.

— Так государь говорил. Я разные упражнения придумал для тела. Мне нравится ратное дело, а заниматься тоже не с кем. Вот и придумал движения «сам-на-сам». Навроде схватки с противником.

— Покажешь?

— Если скажешь, — пожал я плечами.

— Вот, — сказал царевич, — тут батюшкина трапезная. Это моя спальня. А рядом пусть будет твоя.

Возле каждой двери стояло по стражнику, а дверей было много. Заглянув в «свою» спальню, я увидел «небольшую» комнату квадратов в двадцать. Постели в комнате не было, зато стояло два привычных мне сундука, которые можно было сдвинуть вместе.

— В конце концов, сегодня можно переспать и на полу. Ночи тёплые, одеяло постелю, подушка есть, — подумал я.

— Сегодня можешь переспать в моей спальне. Давай посмотрим? — предложил царевич.

Мы зашли. От моей спальни его комната не отличалась от слова «совсем». Только в углу стояла небольшая кровать с высокой периной и горой подушек. Меня передёрнуло.

— Не люблю высокие перины. Проваливаешься в неё, как в яму, а потом выбраться не можешь. Мне бы тюфяк, набитый шерстью… Я бы на пол бросил и всё.

— Пошли, я знаю, где есть. Только Марфу-ключницу найти надо.

Марфу-ключницу мы нашли на первом этаже в маленькой угловой каморке.

— Она всегда тут сидит, — обрадовался царевич. — И у неё всё есть. Она мне даёт одеяла, когда я себе шатёр строю у маменьки. Марфа, Фёдору нужен тюфяк шерстяной на пол. Он будет жить в мужской половине. Так батюшка сказал.

— Да-да, Иван Иваныч. Мне уже Данила Романович сказал, что боярыч подойдёт.

Я вздохнул.

— Не боярыч, Марфа, а боярин. Боярин Фёдор Никитич. И никак не иначе.

У ключницы раскрылся рот и выпал сухарь. Иван рассмеялся.

— Да! Он у нас такой! Целый боярин мне будет арифметику преподавать.

— Ух ты какие он слова знает, — подумал я и спросил: — Латынь знаешь?

— Знаю, — горделиво сказал Иван.

— Научишь?

— Ежели попросишь.

— Попрошу.