Да и «демон» во мне вёл себя излишне «скромно». Ему не хотелось подавлять волю ребёнка, пугать меня и вмешиваться в исторический ход событий. А жаль. Может быть и не произошло того, что произошло довольно скоро. Однако, честно говоря, я не знал, как бы отреагировал мой ум, если бы я понял и «увидел», что ожидает дальше страну. Скорее всего моя психика не выдержала бы. Я стал бы просить царя Ивана Васильевича, никого не убивать и скорее всего бесследно сгинул бы в кремлёвских или Слободских казематах.

Тогда же я, готовый исполнить песню и царице, и царю, лишь пожал плечами, подумав, что нужно поучиться пению. Однако гармоническое и многоголосое пение, называемое «латинянским», было здешними попами запрещено и искать учителей нужно было у фрязинов, то есть — итальянцев, а лучше у венецианцев. Сделав себе зарубку на память: «попросить об этом деда, чтобы привёз венецианца из Кафы», я дёрнул царевича за рубаху.

— Пошли книги смотреть!

Книги и впрямь оказались странными. То что я принял за латынь, которую я знал не очень хорошо, но достаточно, чтобы читать в оригинале древние тексты, оказалось зашифрованной латинскими буквами писаниной. Шифр, скорее всего, был основан на замене одних букв другими, и книги можно было бы и прочитать, напрягши ум, но я благоразумно предложил Ивану отнести книги царю. Тот согласился, стал листать третью книгу и наткнулся на листок тончайшей бумаги с очень знакомым мне шрифтом, тоже напоминавшим латынь. Это был языком Шекспира.

Текст начинался странным словосочетанием: «Thou thinkest», то есть — «ты думаешь». Потом я вспомнил, что это грубая форма местоимения — «ты». Не «вы», а именно — «ты». Далее по тексту: «Ты думаешь, что спрятался от нас в крепости русского царя и мы не найдём тебя? Ты ошибся. Отдай нам свои записи, за которые мы заплатили тебе деньги, и живи спокойно. Иначе ты умрёшь».

Третья книга была исписана едва ли на половину. Я называю их книгами, потому, что рукописные листы были упакованы в переплёт из плотного картона обтянутого кожей. Конечно же, это были не книги, а скорее тетради или блокноты, для личных записей, но все такие вещи называли «книгами».

— Ты прочитал? — удивился царевич. — Я видел, что ты прочитал! О чём тут? Что это за язык?

— Это английский, — нехотя сказал я. — Они угрожали ему.

— Кому? — глаза царевича округлились.

— Фрязину, что тут обитал.

— Кто угрожал?

Я пожал плечами.

— Надо скорее сообщить о твоей находке царю. Но не надо показывать это другим. У убийц могут быть подручники среди наших. Можешь тихо и спокойно, не бежа, дойти до дворца и позвать сюда царя?

— Так он с английским послом… Я же говорил тебе.

— Да плюнь на него! — махнул я рукой.

— На кого? — удивился Иван.

— На посла. Прорвись к царю и на ухо скажи ему, что я зову. Может это пригодиться ему при переговорах.

— Тятя заругает, — покачал головой царевич.

— Вали всё на меня, — скривился я и вздохнул.

Знал бы я, сколько за тем свалится на меня бед. Не надо было торопиться, но меня вдруг что-то толкало на поступки. Теперь я понимаю, что «что-то» это был сидящий во мне «демон», но тогда мне казалось, что это я сам принимал решения.

Иван сначала вышел, а потом всё-таки побежал во дворец, забыв про мои наставления. Увидев его «сверкающие» подошвы и бегущих за ним охранников с бердышами, я едва не плюнул на пол, но, под взглядами стоящих на крыльце других охранников, сдержался.

Как рассказывал потом Иван, впускать его в царскую посольскую палату не хотели. На входе дьяки и бояре просто встали стеной, через которую малолетний царевич не смог протиснуться физически. Тогда Иван разорался так, что царь был вынужден обратить на этот шум внимание и царевича впустили.

— Чего тебе неймётся? — спросил грубо отец

Тот подбежал к царю ближе, забрался на возвышение на котором стоял трон и заставил царя склонить к нему ухо. Выслушав сына, царь подозвал дьяка и сказал прекратить «аудиенцию». Английского посла выставили. Только переоблачившись в обиходные одежды, а это долгая история, царь выдвинулся ко мне.

— Что случилось, Фёдор? — спросил Иван Васильевич. — Что ты нашёл? Что за книги?

Я покосился на царевича и показал ему кулак.

— Не я нашёл, государь, а царевич. Вот в этой книге лежит интересный листок, где написано следующее…

Я прочитал написанное, царь нахмурился. Взял книгу пролистнул.

— Чудная латыница. Тайнопись?

— Похоже, об этих записях и пишут в записке.

— Английские буквицы, — задумчиво проговорил царь. — Ты и на английском читаешь?

— А я не говорил разве?

— Да, вроде, говорил. И почерк какой-то знакомый. Надо поднять их записки и сравнить. Если сойдётся, беда-а-а. Ричард Ченслер писал, потом этот, как его… А, бес с ним! А! Энтони Дженкинсон! Посол то новый! Рубить головы сейчас, Федюня, совсем не с руки. Вот ты задал мне, Фёдор, задачку! Посложнее, чем про стрелецкие деньги. И что тебя в эти книги потянуло заглянуть?

— А в чём дело, государь? Можешь объяснить, почему им головы нельзя рубить?