— В вине сладость, а она для вспышки силу даёт.

Воевода посмотрел на меня с немым вопросом и перекрестил лоб, не дожидаясь очередного «аминя».

— Говоришь с тобой, словно не с отроком, а с мужем многое разумеющим.

— Учитель у меня был мудрый и память у меня хорошая. Всё, что говорил помню.

— Дай Бог, дай Бог! — пробормотал Данила Романович, пряча глаза. — Поберёгся бы ты, Федюня. Такого и выкрасть не грех.

— Так, охраняйте, — усмехнулся я.

Царь-государь, подошедший после службы, был не весел.

— Настюшка, душа моя, головой мается, — сказал он. — Даже на службу не пошла. Весь день хорошо ей было, а после сна поплохело…

— Сейчас гранату взорвём и пойду к ней голову мять, — сказал я. — Было уже так. Помогало.

— Говорила она, позвать тебя. Может сейчас пойдём?

— Пусть сама поборется. Ей самой справляться надобно со своими недугами. Не выла ведь от боли?

Царь посмотрел на меня.

— Не выла. Кривилась только.

— Значит потерпит чуть-чуть. Сейчас взорвём гранату и пойдём лечить царицу.

— Что за гранату?

— Это он так бомбу называет, — вставил воевода. — Вроде, как гром гремит!

— Похоже! Пошли скорее, покажете.

Мы вышли из храма и вместе с шестью стрельцами пошли к моему жилищу, где я взял и вынес в свет свою первую в этом мире, приготовленную собственноручно гранату. В этом мире первую, а в том мире их было приготовлено сотни. Любил я это дело, а именно взрывать. Хорошо, что у меня имелся охотничий билет и была возможность хранить порох официально. А то, что он был изготовлен в кустарных условиях, кто бы кому сказал? Об этом не знали даже ближайшие друзья и знакомые по взрослым игрищам. За изготовление и хранение ста граммов пороха, между прочим, можно было «присесть» в колонию общего режима года на три. А химическая лаборатория у меня дома имелась на легальных основаниях, ибо занимался я в ней исследованием медицинских препаратов и на то у меня имелась специальная лицензия.

Вдруг я понял, что рассуждаю о каком-то другом «себе» с отличной от моей жизнью, как о своей собственной. Передо мной пронеслись видения: как я оперирую, как я охочусь, как я люблюсь с женщинами. От таких видений меня пробил холодный пот.

— Ты чего, Федюня, — спросил государь. — Посерел лицом… Тоже поплохело?

— Спал мало, государь. Сходим сегодня в баню?

— Сначала, делу время. Потеху на потом оставим, ладно?

— Ладно, государь, — вздохнул я.

— Где взрывать будем?

— Так на круче же договаривались, — пожал я плечами.

— Долече до неё. Давай, где поближе?

Я огляделся.

— А давай со стены бросим? Прямо у ворот, чтобы потом посмотреть, как осколками стекла посечёт стену. Там и щиты есть со щелями, из которых на лучников смотрят, чтобы стрела не убила.

— Пошли на стену, — согласился Иван Васильевич.

До воротной башни было метров триста и мы прошли весь путь молча и быстрым шагом. Мне приходилось даже бежать, чтобы не отставать от длинноногого государя.

Через башню по лестнице забрались на стену. Вывесили за стену через бойницы деревянные щиты, закреплённые к зубцам верёвками. Через узкие щели в щитах можно было видеть, всё, что происходит под стеной. И царь, и воевода устроились поудобнее, чтобы рассмотреть, как взорвётся граната, а я попросил стрельца распалить оружейный фитиль.

— Ты подалее отойди, — сказал «заботливый» Иван Васильевич.

Тоже устроившись поудобней на щите метрах в десяти от царственной особы, я взял тлеющий фитиль и с дрожью не только в руках, но и во всём теле, поджёг огнепроводную трубку и сразу уронил стеклянный шар вниз.

Высота стены в семь метров, не позволила разорваться гранате в воздухе, а рисковать с задержкой я не хотел. Под стеной была земля со скошенной и убранной травой, поэтому я не опасался, что граната разобьётся.

Шар упал в с колючую поросль и, шипя, крутанувшись пару раз, с грохотом разлетелась на мелкие кусочки. Стену затянуло белым дымом.

— Ладно! — восхитился, хлопнув в ладони и вскрикнув, государь. — Ну, ты дал, Федюня, огня! Ну, ты дал! Она взорвалась, граната твоя! Ты видел, Данила Романович⁈

— Видел, государь, — покачал головой воевода. — Знатно громыхнуло. И с огнём, и с дымом. Как из пушки. Мне не показалось, что громыхнуло даже сильнее, нежели когда сам фрязин показывал, или нет?

— Вестимо, сильнее громыхнуло. И к бабке ходить не надо. Пошли на сколы поглядим! Фрязин обещал, что с таким стеклом даже не огонь важен, а сколы от стекла. Говорил, что порежут ворогов, как секира.

Мы сошли со стены и вышли за ворота. Подойдя к месту взрыва, мы обнаружили небольшой углубление в земле с вырванной травой, а на стене — множество мелких, не глубоких сечек, произведённых осколками стекла.