— Только они не будут липнуть так, как сама руда. Даже если не доводить руду до плавки, а начать ковать при синем цвете она становится простым железом. И… Хрупчатое с него железо получается.

— Значит так… Принесу тебе клинок сарацинский. Вот от него отобьёшь кусок и скуёшь с этой рудой. Тот клинок упругий и крепкий, как ветка дуба. Он передаст упругость иглам. Понятно?

— Как не понять? — пожал плечами и скривился кузнец. — Одно не понять, зачем из-за каких-то игл клинки сарацинские портить.

— Ты из того клинка мне по руке и весу скуёшь другой. Хороший тот клинок, да тяжёлый и длинный для меня. Лады?

— Лады, Фёдор Никитич. Приноси скуём. Хотя у тебя ручищи ненамного меньше Тимохиных. Тебе сколько сейчас лет?

— Восемь, дед Антип.

— Не староват ты для восьми-то лет? — засмеялся кузнец. — Ты себя в зерцало видел?

— Девка я, что ли на себя в зерцало пялиться? — сказал я вызывающим тоном, а сам прикинул, что никогда себя в нормальном зеркале-то и не видел.

Мачеха к своему имуществу не допускала — да у меня и мысли не было, чтобы к нему подойти, а больше и негде было. На торговых рядах в маленькие, куда один глаз только и влезал, смотрелся, но это не в счёт.

— Ну… Ты-то — точно не девка, но в зерцало посмотрись. Мой Тимоха тебя годков на пять старше будет, а по росту и фигурой ты с него.

— Где ж его взять-то, зерцало-то?

Кузнец вдруг отвернулся и крикнул в темноту кузни:

— Эй, братцы, принесите-ка мне зерцало!

И снова повернулся ко мне.

— Для царицы-матушки натёрли медный щит, может возрадуется, да выздоровеет?

Я смотрел на этого идиота и охреневал.

— Вы придурки, что ли? Царица сейчас не настолько хорошо выглядит, чтобы возрадоваться от своего образа. Болеет ведь… Себя увидит такой, как есть, точно помрёт. Кто вас, дураков, на такое надоумил?

Я смотрел на кузнеца так уничижительно, что тот сжался раза в три.

— Так, это… Князь Бельский своё зерцало принёс натереть. А потом и говорит: «А подарите как вы его, братцы, царице! Пусть возрадуется! Токма про меня не говорите. Пусть, де, от вас подарок будет, от мастеровых».

— Вот придурки! — повторил я.

Зеркало как раз вынесли. Большое такое зеркало, медное, тяжёлое, на медной фигурной подставке. Дорогое зеркало. Я глянул на себя, покрутил и покачал изумлённо головой, сказал: «Да-а-а…» и посмотрел на Антипа.

— Вот, что, дедушка, заберу ка я это зерцало себе. Оно ведь не ваше, а Бельского. За работу сколько он вам обещал?

— Двадцать копеек, — буркнул кузнец.

— Так я и заплачу.

Кузнец возмущённо вскинулся желая возразить.

— Обещаю, — упредил я, — что как только царица выздоровеет, зерцало это отдам и скажу, что от вас подарок. Веришь?

Антип расцвёл в улыбке.

— Ну вот, боярин, а говоришь, что тебе восемь лет всего. Шутить изволишь. Да поставить рядом моего Тимоху — один в один, а ума и вполовину нет. Хочешь кликну сына сравнитесь?

— А кликни! — невозможно было смотреть на улыбающегося Антипа и не улыбаться, и мои губы тоже расплылись в улыбке.

У Антипа было очень приятное лицо с лопатообразной, как у многих стариков, и опалённой как у всех кузнецов бородой. На голове, подстриженной под «горшок», на левом ухе каким-то образом висела обгорелая с разных сторон холщовая шапка типа колпака. Глаза у него после моего «нагоняя» усиленно бегали, ища защиту на стороне. Короче, я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос.

Тимоха прибежал и по приказу отца встал рядом со мной, опасаясь испачкать мою, хоть и льняную, но украшенную гладью и мелким речным жемчугом рубаху, подаренную, между прочим, царицей. В зеркале и вправду стояли почти вровень два отрока лет двенадцати. Я почесался в разных местах и призадумался.

Было заметно, что как только моё тело стало получать физических нагрузок оно (тело) стало активнее расти, вытягиваться и наливаться силой. Обильное и разнообразное питание с царского стола тоже способствовало возмужанию, но не до такой же степени, чтобы за месяц догнать по росту тринадцатилетнего парня!

«Попаданец» внутри меня вдруг ожил и изъявил желание высказаться.

— Подожди, сейчас тут порешаю, расскажешь, — мысленно остановил его, а вслух сказал:

— Несите зерцало за мной. Заодно сарацинский меч заберёте.

Приказав и независимо-горделиво развернувшись, я отправился домой, не обращая внимание на возникшую вслед за моими словами суету. Теперь, когда я увидел себя со стороны, я мог и представлять, как выгляжу, а потому старался не сутулиться и излишне прямил спину. Но теперь у меня дома появится зеркало, в которое можно будет глядеться хоть целыми днями!

И тут я подумал, что ведь могу себе наделать зеркал стеклянных. Надо было только раздобыть где-то ртуть, будь она неладна. А серебра у меня было предостаточно.

— Говори, — было разрешено «попаданцу».