Сейчас сия чаша вроде как минула Анастасию Романовну. Покинула она Москву с её доброхотами гораздо раньше пожара. Приготовление еды для неё взято под строжайший контроль, да и закормил я её рисом и травами, выводящими тяжёлые металлы изрядно. Физические упражнения и позитивные эмоции тоже должны способствовать выздоровлению… Но царица почему-то продолжала чахнуть. Я же видел по цвету лица, глаз, коже рук. Похоже, что ей многолетнее употребление всех эти «лекарств» сильно подсадило печень.

Я сразу же отказался давать ей жирные бульоны. Ягоды способствовали как выводу ртути, так и лечению печени. Жаль ещё не созрели семена расторопши, но зато имелся корень солодки, который борется с воспалением, защищает от вирусов и предупреждает повреждение клеток печени.

Игру с иголками я и затеял даже не ради вывода тяжёлых металлов из организма царицы, а ради его (организма) полного восстановления. Для этого надо провести тщательную диагностику по методу «инь-ян» всех «китайских» меридианов. А для того надо получить «эксклюзивный» доступ к телу царицы-матушки.

Придя утром в царские палаты с красивой коробкой, изготовленной кузнецами, я насторожил царя и разжёг любопытство в царице.

— Что это у тебя, Федюня? — спросила Анастасия.

— Да вот, царя-батюшку пришёл лечить. Уговаривались с ним, что как только иголки мне кузнецы скуют, так и приду.

— Иголками? А что лечить?

— Ну, у него же спину так и стреляет иногда, вот он и попросил.

— А что, пчёлы у нас кончились? — рассмеялась царица.

— Да, видишь ли, царица-матушка, пчёлы они ведь только боль убирают, а лечить надо сам хребет, а для этого надо, чтобы кровь к больному месту прилила. Как при разминании, только руками и пальцами глубоко не залезешь. Вот и приходится тонкой иголкой туда проникнуть. Такой же, как жало у пчёлки.

— И что, это не больно? — удивилась царица.

— Человек и не почувствует. Даже пчела больнее жалит. А вот сейчас и увидишь, государыня. Ну, как, великий государь, готов к лечению?

Иван Васильевич, с трудом сглотнув, кивнул головой и нахмурился, одновременно часто-часто моргая. Это было забавно, но я и не думал улыбаться.

Царь одним взмахом руки выгнал всех из своей опочивальни.

— Ложись на постель животом, — приказал я и Иван Васильевич безропотно выполнил команду.

— Точно больно не будет? — спросил он.

— Точно, Иван Васильевич. Даю голову на отсечение.

Мы достаточно легко перешли на обращение к нему по имении и отчеству, когда были один-на-один. Я несколько раз попробовал, он не протестовал, а лишь улыбнулся. И мне показалось, что ему даже понравилось, что кто-то так к нему обращается.

— Не жалко голову, то? — спросил царь, ложась.

Я задрал подол его шёлковой рубахи до самой шеи и прикрыл крепкий царёв зад принесённым с собой полотенцем. На самом деле ещё ранее, когда я ставил Ивану Васильевичу пчёл на позвоночник, мне удалось проверить несколько точек на его спине, вогнав в них швейные иглы, сильно мной обточенные и ставшие очень тонкими.

Поэтому сегодня я уверенно вогнал иглу в центр блокировки боли на нужном мне участке тела, причём царь ойкнул, а потом также быстро вставил иглы в точки-пособники всех меридианов. Особой пользы от такой процедуры не ожидалось. Мне надо было показать царице, что данная «операция» прроходит совершенно безболезненно.

— Полежи так, государь, половину часа.

Я показал на перевёрнутые мной.

— Хочешь, я введу тебя в сон, чтобы время зря не терять?

— Вводи, — прокряхтел Иван Васильевич.

Я ввел ему ещё одну иглу в точку на шее, и царь тут же заснул.

— Я диву даюсь, Федюня! — восхищённо произнесла царица.

Она смотрела широко открытыми глазами то на меня, то на мирно сопевшего мужа, истыканного иголками.

— Кто ты? Ты же малолетний отрок, а так много знаешь и умеешь.

Царица подошла ближе и заглянула царю в лицо.

— Он точно спит! — восхитилась она. — Кто ты, человече?

— Племянник твой, царица-матушка. Богом одарённый, прости меня, Господи, за гордыню мою.

Я трижды осенил себя крестом. Царица продолжала смотреть на меня оценивающе.

— Племянник? У меня племянник Федюня и ему восемь лет, а ты, так вон как вымахал. Ежели б не на глазах моих был всё это время, так сказала бы, что и не Федюня ты вовсе.

— Стол у вас богатый, вот и расту, как на дрожжах. Бегаю, на перекладине вишу вниз головой, ты же видела, Анастасия Романовна, вот и вымахал.

Царица улыбнулась, чуть прищурясь и «стрельнув» глазами.

— Справный ты получаешься. Ладный, крепкий. Красавчиком будешь. Только надо тебе к своей одёжке присмотреться. И её подбирать надо умеючи. Раз сам взрослеешь, то и платье по возрасту сшей. Вон, у рубахи рукава коротки…

Одежда и впрямь на мне была позорной. Кафтаны фрязина я отверг, едва примерил перед зеркалом. А до этого даже что-то носил из его гардероба.

— Не знаю, кого попросить, чтобы пошили.

— А давай, мои мастерицы тебе сошьют платье. Среди них и английские есть…

— Говорил я тебе, царица…