— Конечно! Кровь пьют, людей живьём едят. А Макарий чист, как солнышко? На соборе десять лет назад запретили монастырям деньги в рост давать, но те так и продолжают давать, аж на 'пять шестой'^[23]. И земли вроде как не покупают, а в дар берут. Хотя запретил ты им!

Царь нахмурился. Потом вдруг глубоко задышал и стал рьяно растирать уши.

— Всё-всё-всё, государь-батюшка. Молчу-молчу-молчу… Ухожу-ухожу-ухожу…

— Посиди… — Проговорил царь. — А то вдруг мне опять худо будет?

Я сел и, виновато вздохнув, начал читать сказку Пушкина:

— У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том и днём и ночью кот учёный  всё ходит по цепи кругом. Пойдёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит… Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит.

У Ивана Васильевича от удивления начал приоткрываться рот, словно он действительно увидел русалку на ветвях. А я продолжал. Мне надо было успокоить ситуацию.

Там на неведомых дорожках Следы невиданных зверей; Избушка там на курьих ножках Стоит без окон, без дверей; Там лес и дол видений полны; Там о заре прихлынут волны На брег песчаный и пустой, И тридцать витязей прекрасных Чредой из вод выходят ясных, И с ними дядька их морской; Там королевич мимоходом Пленяет грозного царя; Там в облаках перед народом Через леса, через моря Колдун несет богатыря; В темнице там царевна тужит, А бурый волк ей верно служит; Там ступа с Бабою Ягой Идет, бредет сама собой; Там царь Кащей над златом чахнет; Там русский дух… там Русью пахнет!

— Ты это чего? — спросил меня царь-государь. — Тоже кровь, или что иное в голову ударило?

— Сказка на ум пришла. Вот и придумал. Царица сказала про кровь младенцев, а мне навеяло про Бабу Ягу, Кащея… У-у-у-у…

Я снова поднял руки со скрюченными пальцами

— Страшно⁈

— Тьфу на тебя, — усмехнулся царь. — Всю слюну на тебя сегодня потратил, а ты говорил, что плеваться — вредно для здоровья.

— Вредно для здоровья, но полезно для нервов, — улыбнулся я.

— Для чего?

— Сосуды такие в голове и во всём теле. Всё хорошо? Ну и хорошо! Пошёл я.

И я пошёл.

* * *

Вскоре начался ожидаемый мной и царём с тревогой август месяц. Мы с Иваном Васильевичем занимались лечением царицы. Причём «мой ассистент» и научился ставить диагноз и уловил основные принципы иглоукалывания:как-то определение локации точек, понимание их расположения относительно анатомии, технику введения игл.

В иглоукалывании главное — перебороть страх перед иглой и знать расположение главных сосудов. Мы сосредоточились на лечении печени, потому что именно она сигнализировала о своём критическом состоянии. И я ежедневно благодарил Бога за то, что надоумил меня провести диагностику Инь-Ян.

Я ежедневно собирал травы и корешки, развешивая их в подвале, варил варенье из падалиц яблок и груш в больших котлах, где ранее варил селитру «фрязин». Разбил себе за домом палисадник и начал обносить двор кирпичным толстостенным забором.

Воевода, присмотревшись как к его племяннику относится государь, выделил полсотни стрельцов мне в помощь. Все стрельцы жили по своим хатам на окраинах городка, что раскинулся вокруг Слободского Кремля. На службу стрельцы выходили один день в неделю, а остальное время занимались домашним сельским и домашним хозяйством. В общем ежедневно в графике сутки через трое на меня работало четырнадцать мужиков.

Солнечные часы, положенные мной на шатровую крышу, строго ориентированную «север-юг», показывали точное суточное время. Стрельцы, дежурившие на периметре усадьбы по два часа, сами следили за временем и били в деревянное било, зовя смену караула. Ночью на периметре дежурили обе семёрки. Как я налаживал службу, лучше не рассказывать, но стрельцы уже после первой своей вахты, на вторую, выходили собранные и готовые к любой проверке.

Сам Михаил Трубецкой, хоть и был офицером, (это что-то типа воеводы) но в вооружённых силах не служил, воинами не командовал. Как это у него получилось, я так до конца и не понял. Были и там, от куда он пришёл в моё тело, какие-то условные понятия, вроде «боярские дети».

Однако его увлечение историей военного искусства, давали ему обширные знания, а игрища, называемые Михаилом почему-то «ресталища», привили ему умения групповых схваток, научили тактике сражений малыми подразделениями. Его слово… Как пешими, так и конными. То есть, я сейчас мог бы управиться со своими пятьюдесятью бойцами, что и попытался попробовать.

Однако во первых — кроме четырнадцати старых бердышей воевода моим стрельцам ничего не выдавал, а во-вторых — стрельцы построиться в линию не смогли. Оказалось, что их учили только стрелять из пищалей из-за щитового укрытия под названием «гуляй город». О чём с ними было говорить, когда стрельцы даже маршировать не умели, а шли за мной, когда я попробовал пройтись с ними вокруг усадьбы, обычной толпой.