- Точнее некуда! Регистрирую: обращение третьего порядка, вынужденное, но искреннее. - Маленький зеленый прозектор вынул из ниоткуда черную доску и заскрипел мелом. - Интенсивность, так, мощность, не принципиально, расход эфирных сил, ого, два резерва! - темненький озабоченно посмотрел на светленького.

- Это что у него там? Выход даже за пик, выше нормы и возможности. Э, погоди, его там не убивают ли, часом?

- Не убивают. Я такое видел на инструктаже, года три назад.

- Он... молится?

- Почти. Не очень умело, но очень искренне. Канал не пробьет, увы, связи слишком истончились, но...

- Но мы можем ему немного помочь.

- И поможем.

Где-то в еще большем нигде обрели форму и динамику отвлеченные понятия. Толстые, как змеи, и прямые, как идеальные линии, векторы, вдруг причудливо изогнулись и переплелись, сросшись в нескольких местах.

В Ленинградском городском центре эфирного контроля дернулась вверх точка, бегущая по осциллографическому экрану, самописец выдал почти невозможные показатели целого комплекса векторов вероятности, магнитная лента пополнилась пиковой отметкой, треснул, перегорая, кристалл перфокарты. Дежурный оператор дежурно выругался: кто-то сел играть с чертом в карты на невероятно огромную сумму, и, ожидаемо, проиграл.

Товарищ старший майор государственной безопасности сфокусировал просветлевший взор на товарище старшем лаборанте.

- А знаете, молодой человек, - заявил чекист голосом бодрым и тоном энергичным. - Знаете, пожалуй, Комитету интересен этот казус. Но нам придется испачкать немного бумаг.

На стол лег желтоватый лист пергамента. На листе все быстрее и все четче проступали казенные формулировки заявления о добровольном сотрудничестве: ровно в такт частым взмахам служебного концентратора, вдруг оказавшегося в деснице товарища старшего майора.

«Надо же, пергамент, не бумага. Дело, стало быть, серьезно,» - догадался Семенов.

Двое, темненький и светленький, посмотрели друг на друга тепло и приязненно.

Впервые за двадцать пять с лишним лет.

***

Ленинград, 15 ноября 2022 года. Основная временная линия.

Участник

Ощущения были хорошие. Просто замечательные, честно сказать, были ощущения.

Представьте себе, что Вас достаточно надолго лишили рук, ног и других необходимых частей тела, отключили все чувства, кроме невнятного и постоянно пропадающего зрения. При этом, привести в полностью бессознательное состояние то ли поленились, то ли не смогли, то ли не знали, что это нужно сделать.

Что в таком странном состоянии между нигде и нигде Вы пробыли (теперь я это знал точно) то ли сорок девять с небольшим лет, то ли несколько секунд. Что осознавали себя ненадолго и не до конца, и под конец, когда все стало почти хорошо, Вас почему-то решили убить и выбросить то немногое, что от Вас осталось.

Что Вам с трудом удалось сориентироваться, и, натурально, чудом, избежать неминуемой гибели. Представили? Сомневаюсь.

Между тем, со мной все произошло именно так. Я по-прежнему не понимал, кто я такой, откуда взялся и зачем нужен. Не мог даже намеком вспомнить об источнике и назначении невероятного объема данных, в котором было почти всё на свете — во всяком случае, кроме того, что мне, кибернетическому организму бытового назначения, знать было совершенно не положено и незачем.

Само то, что я «кибернетический» и «организм», и назначение мое — я просто обо всем этом знал, и все тут. Имелись некоторые подозрения относительно бытового, по самому краю понимания проходило что-то такое, что я не мог точно определить, но там было не все просто.

Нет, сначала было очень интересно. Особенно, если приходила мысль сравнить с полусуществованием внутри колбы, когда ты ничего не слышишь, видишь одно и то же, но зачем-то себя осознаешь. Мне ведь (снова?) дали тело. Или корпус, или как еще назвать механическое устройство, внутри которого я разместился с некоторым даже извращенным удобством.

Конечно, вернее было бы сказать, что не я разместился, а меня разместили. Еще вернее, что разместили нечто, до крайности напоминающее человеческий мозг (я знал, что называется эта штука очень похоже, «МОСК», и даже понимал расшифровку), и внутри чего, в свою очередь находился бесплотный я.

Сначала я выяснил, что — наконец-то — могу смотреть не только прямо перед собой. Оказалось, что мои новые глаза (камеры?) расположены со всех сторон округлого корпуса. Было очень забавно смотреть сразу вперед, вниз и вправо-вверх по одной из осей, и очень необычно нормально осознавать и воспринимать все поле зрения. Оказалось, что я могу как-то запоминать или записывать увиденное, и просматривать запись снова и снова, обращая внимание на мелкие детали окружения и особенности происходящего.