Можно было и обрадоваться тому, что так легко удалось пусть не спровадить, но перенести излишне активную барышню на другой день, но дипломников оставалось еще вдвое больше, чем, на сегодня, прошло.

Я дождался, пока за девушкой закроется дверь, и сделал морду суровую и серьезную, даже немного оскалился, показав краешки клыков.

Студенты, так и не привыкшие к моим эскападам за почти четыре года бакалавриата, одинаково сбледнули с лица.

- Кто следующий? - уточнил я сквозь клыки.

Однако, следующим оказался не студент.

- Шалом, уважаемый профессор! - сей господин имел привычку врываться на кафедру как к себе домой, невзирая на время суток, наличие студентов и даже проведение занятий. Был он огромного росту, столь же колоссального жизнелюбия, немного тучен и чудовищно грассировал: последнее, впрочем, частично объяснялось маленькой гоблинской шапочкой, неизвестными силами удерживаемой на почти налысо стриженной макушке. Имя его, что первое, что последнее, не выговаривалось нормальным человеком в принципе, и мы звали его для краткости Эдвином или даже просто Эдом, а он и не возражал.

Чем Эд занимался в Университете, не мог внятно объяснить никто, включая многоуважаемого господина ректора, но, однако, магическая сигнатура его личности позволяла проходить в любые, даже самые запертые, помещения, включая даже кафедру трансмутации металлов, куда посторонних не пускали совсем. Зачем Эдвин явился на мою кафедру, тоже было не совсем ясно, но я, на всякий случай, гостю обрадовался.

- Здравствуйте, ребе! - никаким раввином Эдвин, конечно, не был, но когда-то учился в самой настоящей ешиве, а еще ему было приятно, когда друзья называли его именно так, с намеком. - Вы будете смеяться, но у меня к Вам есть дело!

Эдвин остановился, будто налетев с разбегу на стену, каменную или стальную, но полностью прозрачную. Дело, как правило, было у него и ко всем, но никак не у каждого и к нему, и постоянно-внезапный гость кафедры сразу был озадачен, удивлен и настороженно-обрадован.

- Вы делаете мне интересно! - гоблинскую манеру речи, точнее, анекдотичное представление о таковой, гость имитировал очень похоже, что было интересно и самую чуточку смешно. - Скажите, что я буду иметь с Вашего до меня дела, и мы сможем договориться!

- Ребе, - я замялся. Рассказывать о своей проблеме, постепенно перерастающей в беду, в присутствии персонала кафедры и студентов не хотелось. - Может быть, выйдем пообедать? Здесь, прямо через дорогу, есть кошерный ресторанчик!

По дороге остановились между выходом из главного здания Университета и единственной на весь Ватерфорд трамвайной линией. Линия эта начиналась нигде, вела в никуда и пользовалась популярностью исключительно у туристов: представить себе местного жителя, готового отдать целый еврофунт за то, чтобы прокатиться по современной, а потому неинтересной, части города то ли три, то ли четыре остановки, было решительно невозможно.

Достали трубки. Эдвин — свою, и не трубку вовсе, а выполненный в классической форме новомодный испаритель, я — чуть скошенный дублин, со специально расширенным под мою пасть мундштуком, заправленный сейчас душистой виргинией, или чем-то, до крайности похожим на этот замечательный табак.

Курили молча, каждый думал о чем-то своем: я пересобирал внутри ментальной сферы историю кулинарного проклятия, Эдвин провожал восхищенным взглядом каждую из юных и прекрасных студенток — кроме, конечно, киноидов и фелиноидов.

Пока курили, мимо трижды проехал трамвай: один раз от Пруда Седьмого Джона в сторону Спэрроухок и дважды — наоборот. Трамвай дребезжал по рельсам и звенел звонком: не потому, что так было надо, а для создания надлежащей атмосферы.

Наконец, табак в моем дублине выгорел весь, я выбил трубку об каблук и убрал в кисет. Эдвин свое недоразумение просто выключил и небрежно засунул в карман.

- Ну что, идем? - уточнил он. - Жрать уже хочется зверски, да и вопрос твой… Что-то серьезное, да?

Пошли вдоль трамвайных путей. Искомый кошерный ресторанчик располагался не прямо напротив: до него требовалось немного пройти в сторону пруда и повернуть налево: технически, он был действительно через дорогу, но не через трамвайную.

Когда было надо, Эдвин умел вести себя нормально, не изображая пародию на что-то среднее между гоблинским финансистом и черноморским евреем. Сейчас было надо, и он сидел напротив меня и внимательно слушал, вставляя иногда наводящие вопросы.

…- и ладно рыба. Рыбу я люблю, да и на Благословенном Эрине она стоит смешных европенсов. Ладно, отказаться от хлеба, в конце концов, мне его и не стоит есть в слишком больших количествах, а то я перестану пролезать в дверь. Даже алкоголь — не так страшно. Какое-то время можно потерпеть, это ведь не родовое проклятие, оно не навсегда. - я перевел дух. - Самое неприятное в том, что, по мнению доктора, заклятие накладывал очень серьезный мастер, и я…