Я присмотрелся как можно внимательнее, и даже ненадолго активировал свое знаменитое чутье, причем сразу в двух диапазонах, интуитивном и визуальном. Что в первом, что во втором товарищ Хьюстон ощущался практически человеком базовой линии, за исключением смутного какого-то несоответствия, которое я, не будь между нами этого разговора, отнес бы на счет внешних наводок или вовсе посчитал по разряду статистической погрешности. Мало ли, какая человеческая раса из сотен, населяющих Землю, могла влезть на родовое древо моего собеседника два-три десятка поколений назад?

- А что вид? - я даже подумал на секунду, что к инженеру вернулось его идиотское чувство юмора, и прямо сейчас он меня разыгрывает, а я, соответственно, розыгрышу поддаюсь.

- Скажи, Локи, а ты вообще в курсе того, как в североамериканских соединенных штатах живется представителям человечества, не относящимся к чистокровным хомо, которые конкретно дважды сапиенс? - Денис посмотрел на меня как-то необычайно серьезно, и мысль о возможном розыгрыше померла, толком не родившись. - Даже скажем так, эльфы, дворфы, даже гномы и – в некоторых штатах – гоблины, считаются вполне себе людьми. Есть, конечно, некий местечковый расизм, но это полная ерунда по сравнению с видизмом, причем, как говорят в Союзе, махровым.

Про признак, присущий полотенцам, я не уловил – достаточно серьезный запас известных мне советских идиом всеобъемлющим, все же, не был, но этот вопрос я решил прояснить как-нибудь потом.

- Тебе какую версию, советскую или антлантическую? - осторожно уточнил я.

- Можно даже обе, - немедленно отреагировал инженер. - Все равно ни та, ни другая и близко не стоит к реальному масштабу бедствия. Ты ведь знаешь, какие народы считались коренными до завоевания Северной Америки европейскими хомо?

- Конечно, знаю, - как раз об этом я мог рассказывать долго, и, тщу себя надеждой, интересно. - Север и крайний север были заселены моими видовыми родственниками, причем не так давно, веке в одиннадцатом. Эрик Рыжая Шкура, Рагнар Мохнатые Лапы, другие достойные представители хвостатых и мохнатых северян. Юг – это орки и урукиды, причем тысяч десять лет назад, явились через Северный Перешеек из Азии. Центр... Тоже что-то было, но как-то смутно.

- Вот! Как раз это самое «смутно» – следствие особой информационной политики властей северной Америки! - несколько даже горячо сообщил мне собеседник. - Центральная часть североамериканского континента еще со времен палеолита принадлежала фелиноидам, то есть – коренным котоамериканцам! Теперь же их и осталось мало, и живут они в резервациях, буквально на подножном корму, и в городах работы для них нет – разве что, высотными рабочими, поскольку хомо фелис, как и обычные неразумные кошки, практически не боятся высоты!

Такая острая, я бы даже сказал, яростная, позиция очевидного представителя социального большинства в отношении угнетенных коренных жителей, делала моему визави честь. Денис Николаевич неожиданно раскрылся передо мной с новой, прогрессивной, стороны, и сторона эта немедленно вызвала уважение.

- Но ведь сам ты, - я решил, все же, внести ясность в ситуацию, - стопроцентный человек в том самом, американском, понимании?

Хьюстон вдруг весь как-то ссутулился, оперся локтями о кофейный столик, и посмотрел мне прямо в глаза взглядом собаки, незаслуженно побитой любимым хозяином.

- В том и дело, - ответил он минуту спустя. - В том и дело, что человек, да не человек.

Денис принялся рассказывать, и от услышанного далее шерсть на загривке моем встала дыбом вся, и отказывалась улечься на место еще добрых два или три часа.

Оказалось, что демократическая партия (насколько я, не очень понимающий в политике, помнил, одна из двух партий, существующих в САСШ) еще в начале девяностых взяла курс на «политику социальной разрядки», и каждый губернатор-демократ (а их в северной Америке, традиционно, от двадцати до тридцати) понял это по-своему. Где-то имитировали равные права на бумаге, иные, самые ответственные, действительно предпринимали шаги наподобие предоставления коренным американцам квот на обучение и трудоустройство...

Интереснее всех поступил губернатор штата Массачусетс. В городе Бостоне, известном своим технологическим институтом, в этом самом МИТе, разработали методику вивисекции живых разумных: методом сложных эфирно-медицинских манипуляций, отдельным представителям котоамериканского народа – тем, кто выжил – удалось сменить расу. Выжили, кстати, немногие, менее процента от подопытных. Мнением ни самих юных жертв, ни их родителей никто и не подумал поинтересоваться – все делалось в рамках формально антирасистской, а на деле изуверской, концепции «разумного выбора видовой идентичности».

- Так что да, - закончил свою жуткую повесть Денис Николаевич, - я – трансхуман. Именно поэтому я коммунист. Именно поэтому я сначала боролся с социальной несправедливостью в Штатах, а потом, когда мне объяснили бесполезность моей борьбы и на горизонте замаячили то ли пятьдесят лет тюрьмы, то ли и вовсе электрический стул, уехал в Союз и попросил меня здесь приютить. Потому, что здесь всем абсолютно всем все равно, какой формы твои уши, растет ли на тебе шерсть и есть ли у тебя хвост. Или был, а теперь нету.