- Погодите, - выставила перед собой ладони доктор. - Я, наверное, неправильно выразилась. Речь о том, что Вы мне кое-что обещали, и не сделали, а ведь это кое-что нужно, скорее, не мне, а Вам!

Мне стало стыдно: я вспомнил.

Доктор Тычканова, не в пример своим коллегам, практикующим по ту сторону Рассвета, специалистом оказалась неравнодушным и въедливым. Впрочем, примерно таковы были все немногочисленные врачи, с которыми моя странная судьба свела меня в Союзе: то ли мне особенно повезло, то ли такое отношение врачей к пациентам действительно было местной нормой.

Так вот, еще во время первой консультации, орчанка взяла с меня обещание: сразу после возвращения из Мурманска посетить ее кабинет. Мы планировали обсудить странную историю с гипнозом, а также продолжить беседу относительно метафизического отрывания хвоста оседлавшему меня древнему духу.

Я, разумеется, не пришел, и это было страшно неудобно.

Во вторую нашу рабочую встречу, перед самой моей покладкой в сонную камеру, доктор напомнила мне о невыполненном обещании, и, в этот раз, потребовала чуть ли не клятву явиться на осмотр и консультацию в ближайшее свободное время. Чуть ли не клятву я легко дал, и так же легко о ней забыл, что было неудобно уже окончательно.

Теперь же доктор поймала меня сама, чуть ли не за ухо привела в свой кабинет, напомнила об обещании, и я – в очередной раз – страшно порадовался тому, что псоглавцы не умеют заметно краснеть лицом и ушами.

- Итак, Локи, что выяснилось с гипнозом, которого не было? - настроила меня на рабочий лад мой добрый доктор.

- Ну, сначала выяснилось, что гипноз все-таки был, - я, как бы в легком недоумении, развел верхними конечностями. - Более того, я, оказывается, о гипнозе этом был предупрежден, и даже дал свое информированное – официальное и письменное – согласие! Душетерапевт, товарищ Валуев, удивился примерно так же, как Вы сейчас. - Я вовремя подметил изменившееся выражение лица моей собеседницы, и ловко вставил интригующее обстоятельство.

Доктор Тычканова зримо задумалась. Думала она долго, вид при этом делала озадаченный: видимо, логические построения были сложны, и не все из них стыковывались должным образом.

- Есть у меня одна теория, - сообщила Куяным три или четыре минуты размышлений спустя. - Даже, скорее, гипотеза. Но Вам, профессор, она не понравится, так что заранее прошу у Вас прощения.

- За что? - удивился я.

- Вот за это, - доктор внезапно, резко и как-то по-особенному, хлопнула в ладоши. Свет в моих очах померк, звук в моих ушах затих, и даже чувствительность тела куда-то делась: последнее, что я успел ощутить гаснущим сознанием, было понимание того, что меня, уже лежащего, волокут куда-то телекинезом.

Сегодня мне исполнилось четырнадцать лет.

Вернее, должно исполниться: мама всю жизнь уверяет и меня, и всех окружающих, взрослых и не очень, что родился я в десятую минуту восемнадцатого часа, то есть время было совершенно знаковым: семнадцать десять семнадцатого числа десятого месяца.

Об этом она напомнила и моему отцу, Амлету Улавссону, поднявшему меня с постели ни свет, ни заря: четырнадцатый день рождения предполагался совершенно особенным.

- Найе, - отец был сегодня как-то удивительно суров и почти сердит, - оставь эти мелочи. Твой сын становится мужчиной, значение имеет только день, а в котором часу он издал свой первый крик, не имеет никакого значения.

Отец знал, что и как говорить матери: имя ее, произнесенное на манер не жителей Ледяного Острова, а, наоборот, Острова Большого Зеленого, скорее, по-датски, нежели по-исландски, всегда воспринималось женой моего отца как небывалый комплимент. Здесь, дома, все звали ее на местный манер, заменив, всего лишь, один звук в самом конце, и, сколько бы мать не утверждала, что Найя – это совершенно другое имя, все взрослые только отмахивались, а мы, дети, ожидаемо копировали поведение старших.

Внезапно настроенная на мирный лад, мама даже не стала пенять отцу неправильным. Мол, он и сам не надел шапку, и сына не заставил, да и вырядились оба, как участники исторической постановки о завоевании юга Ирландии: шкуры, грубое полотно, металлические детали и скрепившая все части одежд толстая суровая нить.