На губы на ее месте я бы тоже не жаловалась.

Еще немного посмотрев в зеркало, я принялась размышлять о том, куда подевалась настоящая хозяйка этого тела. Неужели она умерла от болезни?! Или же перенеслась в Москву, заняв мое место руководителя отдела продаж?

Я понятия не имела, но решила ничего не испортить до момента, пока не подвернется возможность вернуться домой и поменяться телами.

Правда, денег в расшитом бусинами кошельке оставалось лишь несколько медных монет с полуистертым ликом обрюзгшего короля. Дрова – две охапки, надолго их не хватит. От окна сквозило, из щелей возле входной двери дуло.

Тянуло еще и оттуда, где располагались «удобства», – за маленькой дверцей обнаружилась крохотная ванная комната, а за ней – еще более крохотное отхожее место.

С другой стороны, хорошо хоть не придется бегать по морозу на улицу.

В ванной обнаружились кран и лоханка для стирки, в которой лежало грязное белье. Был и маленький тазик – в нем, подозреваю, мылись Рина с Рори.

Вода из крана текла обжигающе-ледяная, но даже если ее нагреть… Вымыться в такой холод я бы не рискнула и Рори не позволила – сперва нам следовало утеплить квартиру, а потом уже разжиться дополнительными дровами.

Затем под мою инспекцию попали запасы продуктов на полках за ширмой. Нашлась мука – не меньше половины солидного размера горшка – и еще закваска для теста, что меня очень порадовало. Рядом соседствовали две вялые морковки, неубедительное количество картофеля и кусочек сала.

Полезла по остальным горшкам; поднимала крышки одну за другой. Отыскала кукурузную крупу, немного овсянки, фасоль и наполовину пустой горшок с солониной.

Соли в нем было намного больше, чем мяса, но даже это было очень даже неплохо, а в голове тотчас же созрел план.

Приготовлю-ка я фасолевый суп – питательный и наваристый!

Наконец, обнаружила травяной сбор вперемешку с редкими чаинками в одном из горшков, а вот кофе нигде не было. Зато имелся суп в котелке, который принесли друзья Рины.

– Очень острый! – предупредил меня Рори, когда я налила себе в тарелку и уселась за стол.

На это я собиралась ему сказать, что и не такое ела. Но не сказала – не хотела пугать ребенка, который видел во мне свою сестру.

Попробовала – было на самом деле остро, а еще вкусно до невозможности. Особенно с куском ржаного хлеба.

Наконец, закончив с едой, стала собираться на улицу. Но сперва вымыла посуду в тазике, добавив теплой воды из чайника и зачерпнув жидкой жижи из стоявшего на лавке горшка, – решила, что это и есть местное моющее средство.

Кажется, я все сделала правильно, и Рори до сих пор не заподозрил чужачку в теле сестры.

Но чтобы не раскрыть себя и дальше, я попросила мальчика застелить мою постель, пока я буду мыть посуду, и положить на нее мою одежду на выход.

Тут, по мнению Рори, я все сделала неправильно, зато добилась нужного эффекта.

Кровать он, ноя, все-таки убрал, заодно сложил в коробку разбросанных солдатиков, после чего озаботился моей одеждой.

Ну что же – застиранная нижняя юбка, поверх нее темно-серое платье со шнуровкой на боках и такая же темная кофта с несколькими деревянными пуговицами по переду, рейтузы, вязаные носки и пальтишко.

Все довольно поношенное, но, как мне показалось, добротное. Словно эта одежда осталась с прежних, лучших времен, которые знавали дети Одриджей.

Рори тоже оделся – натянул вязаные штаны, кофту и пальто. Нахлобучил шапку, а затем надел красные варежки.

– Коньки, Рина! – сказал мне укоризненно, когда мы направились к входной двери. – Как ты могла о них забыть?!

– И правда, – сказала ему. – Как же я могла о них забыть?

Кивнула, когда Рори поднял с пола еще и вторые коньки – поменьше размером. Затем влез в похожую на валенки обувь, пока я уставилась на видавшие виды сапоги. Не сказать, что они внушали мне оптимизм, но за неимением других…

– Шапка, – напомнил он, и я, успевшая переплести косу почти до пояса – диво-дивное! – послушно натянула маленькую вязаную шапочку и обмоталась темным шарфом.

– Ключи, – с укоризной произнес мальчик, потому что я принялась дергать запертую дверь.

– Знаешь что, Рори, – сказала ему, – давай ты сегодня будешь думать обо всем сам? Видишь же, я немного рассеянная после болезни.

– Вижу! – проворчал он, и в его голосе мне послышались взрослые нотки.

Он пытался обо мне заботиться, славный мальчуган.

Снял с небольшого гвоздика проржавевший ключ на шнурке, вставил его в прорезь и повернул. Затем, когда мы очутились на полутемной лестничной площадке, закрыл за нами дверь и повернул ключ еще раз, после чего повесил его на шею.

С серьезным видом протянул мне руку, и мы принялись спускаться по лестнице.