По лестнице уже топали бойцы второго отделения, мне достаточно было подать голос, чтобы этих троих повязали за нападение на своего, и примерно через час, который потребуется на полевой трибунал, расстреляли бы прямо тут, в этой симпатичной комнате. Любой военный суд, который позже разберет дело, оправдает действия Шредингера и подтвердит обвинительный приговор.

Я не понимал, на что рассчитывали поклонники священной плоти.

— Ты сейчас… — Ящер двинулся на меня, но Симон поймал его за плечо, он похоже все-таки одумался.

— Мы тебя еще накажем! За богохульство! Но потом! — сообщил он злобным шепотом. — Пошли отсюда.

И сектанты, мрачно косясь на меня, свалили.

Я выждал несколько минут, прежде чем двинуться за ними, и в зале с мебелью неожиданно для себя обнаружил Явонду.

— Ты что тут делаешь? — спросил я.

— Я? — она смутилась. — Гуляю… а то надоело в одной комнате сидеть, а тут безопасно. Так говорят, вот.

Я только головой покачал: кот из дома, так мыши в пляс, и стоило Шредингеру уйти, отвлечься на ключ, как девицы принялись своевольничать, бродить по условно осмотренному, но совсем не безопасному подземелью.

В углу завозилось, и некто тяжелый двинулся к нам, топоча, словно двуногий слон.

— Ой! — Явонда пискнула, схватила меня за руку. — Это что?

Призрак двигался через комнату, величественный, точно изваяние древнего короля. Видеть он нас не мог, причинить вреда тоже, но все равно мне было не по себе под взглядом этой белой светящейся фигуры.

— Один из хозяев, — ответил я. — Пойдем наверх.

— Нет, я не хочу, — она покачала головой так, что заколыхался роскошный хвост. — Там… опять ваш этот, белесый, начнет к Азне клеиться, а она будет улыбаться как дурочка и таять. Смотреть противно.

Я рассмеялся.

— Я знаю, чем они ночью занимались, она похвасталась, вот, — сообщила Явонда, и лицо ее и глаза красноречиво говорили «а чем я хуже?», и она держала меня за предплечье, и запах от нее шел приятный, чистый, свежий, и это несмотря на то, что мылась девушка больше двух суток назад.

И придвигалась она все ближе, и смотрела снизу вверх, в ожидании приоткрыв губы.

Может быть, и правда схватить рыжую, поцеловать так, чтобы у нее перехватило дыхание? Стиснуть за талию, нащупать то, что под этим комбинезоном, теплое упругое тело? Утащить в ту комнату, откуда я только что вышел, и где ничего интересного, куда никто не зайдет?

Содрать с себя все побрякушки, распустить ремень и…

Миле на меня давно наплевать, я для нее смутный фрагмент забытого прошлого, фигура из детства. Марии я ничего не обещал, не клялся хранить верность, ни в каких чувствах не признавался… а учитывая ее профессию, она сама может быть сейчас с мужчиной, одним из многих за день.

Если вообще помнит обо мне.

— Нашла чем хвастаться, — я с большим трудом отодвинулся, словно был куском железа, а Явонда — магнитом.

Нет, если я что-то и сделаю с этой девушкой, то не здесь и не так.

— Ну да, — она вздохнула, в глазах мелькнула обида. — Тамурда вообще ее прокляла. Когда-то ведь у них был роман, а потом Азна ушла к мужчине, и с тех пор они на ножах, вот.

Женский коллектив, да еще и богема — брр, лучше клубок ядовитых змей.

— Это еще что такое? — из проема в противоположной стене вышел Шредингер, злой, как этот самый клубок. — Серов! Ты что? Позволяешь себе домогательства к гражданским?

— Никак нет! — я вытянулся.

— Я сама пришла! Это не он! — зачастила Явонда, пытаясь меня прикрыть, но ее никто слушать не собирался.

Волчара учуял кровь, и не собирался отпускать добычу.

— Я обещал, что займусь тобой, Серов? — комвзвода шагнул ко мне, аккуратно отодвинул девушку в сторону. — Времени только нет! Но я еще сделаю так, что ты захлебнешься кровью! Будешь плакать и к мамочке проситься! Упор лежа принять!

Ну вот ничего себе, это он серьезно?

Но ноздри длинного носа раздувались, в глазах подрагивало бешенство, а кулаки Шредингера были сжаты.

— Упор лежа — принять! Ты оглох⁈ — повторил он.

Явонда прижала ладошки ко рту.

Я выполнил приказ, как был, в полном снаряжении, и принялся отжиматься под счет безжалостного голоса, чувствуя, как наливаются тяжестью плечи, каменеют руки, все более горячим становится дыхание.

— Молодец, Серов, молодец… — пробормотал Шредингер, дойдя до пятидесяти. — Сделаю я еще из тебя настоящего штурмовика.

Я стоял на носках и вытянутых руках, и тело мое дрожало от напряжения, и пот капал с кончика носа. А еще я думал о том, что у этого типа в самом деле есть что-то против меня, и он не забыл про это «что-то», хотя в последние дни вел себя адекватно, как нормальный офицер.

— Давай еще… — довести фразу до конца комвзвода не успел, поскольку по лестнице ссыпался тяжело дышащий боец:

— Там наверху! Вас требуют! — выдавил он.

— Иду, — отозвался Шредингер. — Пошли, Серов, вместо отдыха пойдешь со мной. Гражданскую только проводим.

Я скрипнул зубами — вот и снял я берцы, вот и доспал то, что не доспал ночью.