— Из жалости, — ответила камеристка шепотом. — Из сострадания. Она слабая, правда, но зато управляться с ней легко.

— Ты сказала, что читаешь заговоры? Где ты их узнала? Может, мне тоже…

— Заговоры, они больше для настроения, — принялась разъяснять Мариса. — Для нужного тона. Еще петь можно, ежели нравится. Суть ведь не в словах, а в том, что на душе творится. Чем яснее чувство и понятнее задача, тем проще что-то наколдовать. Вот, например, когда вам плохо по пути в Драконий дол стало, я очень четко знала, что нужно вам как-то помочь. Сделать что-то, чтобы вы не…

Она осеклась на полуслове.

— Ага, — согласилась Анна. — Понимаю. Погасишь лампу?

Бороться со сном не осталось сил. И все же судьбоносность грядущего пугала после беседы с дэй. Не просто сон.

Не просто…

Анна что-то пробормотала перед тем как отключиться, а потом…

Потом были все те же окна на сером боку панельного дома. Скрипучая форточка на ржавых петлях — поменять старое окно в кухне на новый пластик руки не дошли.

Внутрь буквально затянуло. Попробуй Анна сопротивляться — не вышло бы.

Она приготовилась вновь увидеть Ивана, и в груди все сжалось.

Отвратительная мысль созрела в голове нарывом. Не хотелось признаваться в том малодушном и разрушительном, что таилась в пыльном уголке души. Эту серую, гаденькую мысль раз за разом вбивали женщинам ее мира нерадивые советчики и некоторые новомодные коучи. «В проблемах отношений виноваты обе стороны», — пели в голове их ехидные голоса. И Анна иногда поддавалась — думала, а что если и правда? Вот влюбился Иван… Бывает же у людей любовь? Настоящая даже… «Муж ушел? Наверное, потому, что ты стала неженственной и перестала следить за собой. Мужчины хотят видеть рядом сексуальную нимфу, а не больную тетку в застиранном халате»…

И ей начинало казаться, что взгляни она на мир глазами мужа, то, может…

Может, и она сочла бы, что в его поступке есть резон. Ведь жизнь одна. Любовь вот нагрянула. И Верочка молода…

Ей даже думалось однажды, что на самом деле Иван сожалеет о ее кончине. И они с Верочкой вместе носят на кладбище цветы.

Хотелось бы.

Так хотелось, чтобы муж оказался не распоследним…

Она ведь положила на него всю жизнь! Как же это обидно! Как больно осознавать, что ты ошиблась, и ошибка, роковая, смертельная, стоила тебе всего…

Но какая же глупость все эти оправдания!

После разговора с дэй все встало на свои места, и Анна отмела ядовитую надежду на Иванову человечность напрочь. То, что она видела во сне, — это правда. Жестокие слова бывшего — это правда! Не плод воспаленного обидой воображения. Все так! Цинизм, веселые попойки, гогочущие дружки и неверность, неверность, неверность…

Иван оказался еще хуже.

Гораздо хуже, чем она представляла после предательства.

И не было ему больше никаких оправданий!

И брак с ним был обидной, болезненной, досадной ошибкой, стоившей Анне жизни.

Вот так.

Горько, страшно — но так!

Гнев булькнул внутри, как кипящее колдовское варево.

И прыснул из турки черный, как Аннина ярость, кофе. Залил грозной тьмою белую плиту.

Верочка Шмакова, с утра уже накрашенная, уложенная, наряженная в кокетливый белый пеньюарчик, беззвучно вскрикнула и отскочила к столу.

Из спальни донесся недовольный голос Ивана.

— Ну что там у тебя опять?

— Все хорошо, — сладким голоском пропела Верочка.

Она схватила с края раковины тряпку и принялась стремительно вытирать пролившийся кофе. То, что осталось в турке, она вылила в кружку Ивана.

А потом села на стул и тихо расплакалась, закрыв руками лицо. Ее плечи тряслись полминуты. Потом скрипнула кровать — Иван поднялся. И Верочка тут же подскочила, как ужаленная. Кинулась к холодильнику, к хлебнице, к плите, к полке с посудой, снова к холодильнику.

Анна разочарованно покачала головой.

С «соперницей» творилось что-то не то.

Иван снова отчитал ее. Потом, используя, видимо, метод кнута и пряника, попытался распустить руки и игриво задрать короткий пеньюарчик. Верочка увернулась, сбежала в ванную.

Через десять минута показалась оттуда. Одетая. Метнулась в коридор.

— Я побегу, машину заведу, — крикнула Ивану, ныряя ногами в узкие сапожки.

Пальто с вешалки она буквально сорвала. Схватила сумочку со старого трюмо.

На нем, криво отчеркнутая черной ленточкой по нижнему углу, небрежно валялась Аннина фотография…

Дверь хлопнула, и зазвенели по холодному бетону лестничной площадки острые каблучки.

Анна облачком поплыла следом за Верочкой. Нырнула за ней в машину и притаилась на заднем сиденье.