Согласно этим правилам, до полного закрытия летней сессии я числился студентом-первокурсником, которым переход в другой институт был закрыт; предполагалось, что они просто отчислятся, а затем поступят в нужное место на общих основаниях. Чтобы женщины в приемной комиссии МИРЭА закрыли на это обстоятельство глаза, я потратил годовое количество лести и около тонны шоколада; то же самое повторилось и в нашем деканате — правда, без лести, да и шоколада было значительно меньше. На моей стороне играли жуткий недобор на нынешнем первом курсе радиоэлектроников, мои оценки, которые были сносными по любым критериям, а также определенная репутация, которую некий Егор Серов за год заработал у заборостроителей. Против меня был тот самый приказ министерства. Ещё меня неприятно поразило, что в моем родном институте за меня особо не держались — впрочем, я не был выдающимся студентом, сданные на «отлично» экзамены пока что воспринимались как нелепая случайность, а первокурсники тут действительно шли как расходный материал.

Но окончательно запустить этот процесс я смог только после того, как сдал последний экзамен — и всё равно мне пришлось убить на завершение перехода почти неделю. Мысленно я уже проклинал себя за саму идею перевестись в другой вуз — лето так и утекало сквозь пальцы, и я серьезно опасался, что к нашему с Аллой приезду на мою родину то самое озеро с древними развалинами окажется вне зоны доступа. С ним такое случалось регулярно — и добираться туда не решались даже самые отчаянные головы на полноприводных УАЗах. Я же никогда не считал себя отчаянным — поэтому вряд ли даже стал бы пытаться.

Но всё когда-нибудь заканчивается. Сегодня был четверг, мне нужно было заехать в свой бывший вуз, забрать там приказ об отчислении, съездить с ним в МИРЭА — и стать его студентом официально. Не слишком трудная задача, любой с ней справится — тем более такой отличник, каким я показал себя в последней заборостроительной сессии. Ну а в субботу, в последний июньский день, мы с Аллой планировали отправиться в путешествие на мою родину, чтобы на пару месяцев забыть об учебе, проблемах с моими кураторами, о приятелях Боба и о нем самом, и о Москве тоже — и просто наслаждаться жизнью. Алле, конечно, было легче, но я тоже уже почти вспомнил, как хорошо быть молодым, здоровым и влюбленным.

* * *

Папа был Аллы, приезжал он в Москву, в ту квартиру, в которой обитал между командировками — и в которой сейчас жил я. Причин, по которой папа покинул вверенный его заботам БАМ, Алла не знала — он не сказал, а она не спросила. Зато она зачем-то выспросила отца, каким рейсом и в какой аэропорт он прилетает — совершенно бесполезная в этом времени информация, поскольку встречать дорогих гостей сейчас ездили редко, да и то — при наличии собственной машины. Впрочем, машина у нас теперь имелась, а я уже проснулся и сумел в общих чертах составить по-настоящему гениальный план.

— Ал, надо наше барахло отсюда перенести в твою комнату, — сказал я, мрачно оглядывая беспорядок, который мы устроили на месте папиной спальни-кабинета.

— Думаешь? — с сомнением спросила она.

— Уверен. Он хоть про меня и знает, но вряд ли обрадуется, что я оккупировал его диван… — объяснил я. — Примерно поэтому я всё ещё хочу собственную квартиру. Кстати, ты ему сказала, что мы в субботу собирались уезжать?

— Да… — Алла кивнула. — Но он ответил, что если мы на пару дней задержимся, ничего страшного не случиться.

— Это точно… — пробормотал я. — Не случится… Ладно, с этим понятно. Придется его встречать — со всеми почестями, на собственной машине, чтобы у него не было никаких причин для недовольства.

— Да ну, глупости какие-то, какое недовольство? — Алла махнула рукой. — Он всегда сам добирался, а иногда за ним машину посылали из института. Думаю, и тут так будет.

— Я убежден, что лучше встретить, — настойчиво сказал я. — Рейс, конечно, ранний, но переживем, не первый раз…

Рейс был из Братска — видимо, там находился ближайший к стройке века аэропорт, до которого можно было добраться относительно легко. Полет оттуда занимал часов пять, а в Домодедово нам нужно было оказаться примерно в семь часов утра. В целом ничего сложного, но нам нужна была подстраховка.

— Если ты так считаешь… — как-то устало согласилась со мной Алла и спросила застенчиво: — Ты не хочешь позавтракать, если уж мы проснулись?

Я пожал плечами.

— Можно и позавтракать, почему нет, днём доспим, — сказал я. — Наверное… Но вообще нам сегодня нужно будет навестить бабушку и отвезти ей пирожки.

— Какие пирожки? — она недоуменно посмотрела на меня.

— Про бабушку тебе всё понятно? — хмыкнул я. — Просто подумал, что при Елизавете Петровне твой папа не будет слишком сильно ругаться, да и ей будет в радость увидеть сына, которого не видела… сколько? Полгода?

— Он в феврале улетел… — грустно ответила Алла и шмыгнула носом. — Ты прав, так будет лучше, папуля бабушку боится.

В этом я сомневался, но всё равно — некоторые вещи при правильном воспитании вбиваются в подкорку, а отца Аллы, скорее всего, воспитывали правильно, в том числе и в плане почтения к родителям, особенно — к матери.