Так что я понимал, что Александру Васильевичу очень плохо, но не мог — насколько именно плохо. Поэтому и не лез с разговорами, вместо этого внимательно следя за окружающей обстановкой.

Меня удивило, что под землей, в метро, никак не сказались события, которые явно происходили на поверхности. Было уже очень поздно, и московское метро в этот субботний вечер вело себя как обычно — дежурные сидели у турникетов и эскалаторов, редкие пассажиры терпеливо дожидались поездов, которые следовали с увеличенным интервалом. Не было никаких усиленных милицейских патрулей — да и обычных тоже; я считал, что МВД никто о грядущем перевороте не предупредил, и там пока не успели отреагировать, хотя с момента прохода колонны техники от Ходынского поля вниз по Ленинградке прошло уже часа полтора.

В итоге мы спокойно добрались до своей станции, правда, я повез нас через кольцевую. Проверять, что происходит в центре, мне не хотелось совершенно, тем более что нужный нам переход с зеленой на оранжевую ветку находился слишком близко к Кремлю и к Лубянке, где явно не обошлось без стрельбы.

И лишь на длинном эскалаторе Щербаковской-Алексеевской отец Аллы внезапно сказал:

— Выпить хочется.

Желание было простым и понятным. Я бы тоже не отказался от нескольких бутылок пива, вот только магазины уже давно не работали, а дома у нас был только бабушкин стратегический запас водки — ну и остатки коньяка имелись.

— Дома водка есть, думаю, Елизавета Петровна поделится, — осторожно предложил я.

— Да не дома, — поморщившись, отмахнулся Александр Васильевич. — Давно я при матери не напивался… она же потом с меня живого не слезет. Где-нибудь на лавочке, из горла, как в юности…

— И без закуски? — уточнил я.

— Её-то точно сейчас не найдешь…

— В ресторан можно какой-нибудь, — задумчиво предложил я. — Но они тоже уже на грани закрытия. Да и обстановка не располагает по злачным заведениям таскаться.

— Это точно — не располагает, — откликнулся он эхом. — Жаль, что умная мысля приходит только опосля. Знал бы про это всё, ещё днем бы озаботился…

Тут у меня в голове щелкнуло — и я вспомнил. После того, как Горбачев объявил сухой закон, чуть ли не единственным способом добыть спиртное в любое время суток стали автомобили с шашечками. Таксисты обычно не обманывали, хотя у них можно было легко нарваться на водку не самого хорошего качества — бог знает, где они брали то пойло, но чаще всего это была продукция каких-нибудь заводов из Осетии, где по кавказской традиции на ГОСТ клали большой и жирный болт. Потом мне довелось общаться с этими ночными коммерсантами, и я узнал, что никто из них не разбогател — приходилось отстегивать немалый процент цеховикам, да и менты своего не упускали, поскольку хорошо знали про этот подпольный бизнес. Но народ всегда надеется на счастливый билетик, так что желающие попробовать не переводились. Ну а кое-кто занимался нелегальной торговлей спиртным и до всяких Горбачевых — и отказываться от лишних денег не спешил.

— Водку, думаю, найдем… дорого будет, но потянем, — деловито сказал я. — С закуской, конечно, вряд ли что получится. Ну а выпить можно и в гаражах, а то с лавочки легко в ментовку улететь, их скоро, наверное, уже поднимут в ружье, будут грести всех подряд.

* * *

Задуманный план удался на все сто процентов — первое же такси, которое мы остановили на Проспекте Мира, было тем, что нам нужно. Суровый пожилой таксист в форменной куртке и кепке — тут такие атрибуты профессии ещё использовались — на мой вопрос ответил сразу, не раздумывая: «червонец». И, кажется, был очень удивлен, когда я без торга достал из кармана пару десяток. Он нас ещё и до гаражного кооператива довез, не взяв ни копейки, и закуску нашел — буханку слегка черствого хлеба, которую, по его словам, забыл один из пассажиров, и пару яблок из собственных запасов. Ну а я от щедрот накинул ему пятерку — меня почему-то пробило на ностальгию.

Ключи от гаража и «Победы» я постоянно носил с собой — сам не знаю, почему, но мне так было уютнее. Поэтому я провел своего будущего тестя к боксу номер шестьдесят три, отпер ворота, включил свет и начал устраивать импровизированный стол на верстаке, рядом с альбомом «Back in Black» AC/DC, с которым я так и не придумал, что делать. Покупать ради него целый проигрыватель было глупо, а заниматься коллекционированием винила я считал глупостью в кубе.

— Гараж тоже твой? — вдруг спросил Александр Васильевич.

Видимо, он посмотрел, что я веду себя как в давно привычном и своем пространстве. Но я тут провел почти целый месяц, да и та битва с бандой Боба ещё был жива в памяти.

— Нет, это Елизавета Петровна помогла, когда мне место для всяких занятий потребовалось, — объяснил я. — А так он какому-то Санычу принадлежит, но я его и не видел никогда.

— Геннадию Александровичу, наверное? — уточнил он.

— Возможно, — я пожал плечами, продолжая нарезать хлеб.