Валентин как-то неприятно, до хруста в суставах, сжал кулак здоровой руки.

— Есть у меня подозрение, что не из милиции этот кадр… Был у нас пару лет назад случай… как раз тоже в июле, только в восемьдесят втором.

История от Валентина была полна умолчаний, почти не содержала имен, и её было невозможно хоть как-то связать с его местом работы. Просто какой-то очень хороший человек однажды оступился — как именно, тоже осталось за кадром, — и его взяли за шкирку те, кому это положено по должности. Сильно наказывать, впрочем, было почти и не за что — по словам Валентина, максимум, что ему грозило — это заявление по собственному с последующим трудоустройством в какое-нибудь непыльное местечко с хорошим окладом. Но в какой-то момент в деле появились показания одного юноши — неожиданно для всех и для того человека особенно. Эти показания потом подтвердили в суде, и сейчас тот человек не работает за хороший оклад, а вовсе даже сидит за решеткой.

— Думаете, тем юношей был Боб? — сделал я логичный вывод из его рассказа.

— Исключать нельзя, но я просто не знаю.

— Тот человек — ваш друг? — спросил я.

Валентин кивнул.

— Да, и до сих пор остается, — сказал он. — Прикури-ка мне ещё одну сигарету?

Я хотел было пошутить про вредные привычки, но решил не портить торжественность момента. Поэтому просто выполнил его просьбу.

— Но теперь-то вы сможете как-то повлиять на то, чтобы его выпустили?

— Скорее всего… — он глубоко затянулся. — Вот только мы тогда так и не выяснили, кто против него играл. Но там не милицейские были задействованы, а кто-то из наших. Мы голову ломали, кто именно, но так и не придумали… в судебных документах никаких имен, одни псевдонимы. Так только наши действуют. И из дела нужная страница просто пропала. Казалось — ЧП, но там Щелоков ещё был, ему проблемы никогда не были нужны, он все разбирательства прекратил. А как его сняли — судья внезапно умер, но всё выглядело естественно, возраст опять же, не подкопаешься. В общем, не нашли мы ничего. Других ниточек тоже не было… Пришлось ждать. Неприятная ситуация, патовая.

— Скорее, цугцванг, — зачем-то поправил я.

— Наверное, — Валентин безразлично пожал плечами. — Судя по всему, с тобой тен же ребята действовали, но мы уже были готовы и хорошо тогда это кубло проредили.

— Это когда нас с Аллой арестовали?

— Да. Вот только были там оборванные ниточки, были… — сказал он с досадой. — Но поймать их мы так и не смогли, всё на исполнителях закончилось. Так что сейчас мы про этого друга из милиции спросим. Вдруг… чем черти не шутят?

— Боитесь, что это ложный след?

— Нет, — он помотал головой. — Уже — нет. Не боюсь. Отбоялся своё. Хотя жаль, если окажется, что и это тоже пустышка. Всё, пошли.

Он отбросил окурок и первым направился к сараю.

* * *

По моей шкале восприимчивости к ударам по голове Боб оказался где-то очень рядом с Чикатило — когда мы вошли в сарай, он уже пришел в себя и даже пытался освободиться. Но ребята старшего лейтенанта Хорошилова крепко знали своё дело, и у нашего пленника получалось только извиваться на полу и издавать возмущенное мычание через заботливо заткнутый кляпом рот. Кляп, кажется, был фабричный — ну или спецназовцы подготовили его заранее.

Выглядел Боб убого и в таком виде никого испугать не мог. Во всяком случае, я его уже не боялся — не сейчас и не в этих обстоятельствах. Но я помнил, что ему удалось напугать меня в парке — и, скорее всего, он бы напугал меня, когда я ворвался бы к нему в дом. Конечно, я бы справился… но в целом я был рад, что мне не пришлось с этим столкнуться.

Сарай действительно мог использоваться для проживания — две кровати углом, несколько стульев, обеденный стол со стоящей на нём электрической плиткой, полка с посудой и даже кондовая и насквозь казенная железная раковина с одиноким краном. Похоже, горячую воду сюда подводить не стали — если она вообще была в доме. Ну а на отсутствие нормального туалета Михаил Сергеевич жаловался мне ещё при нашей первой встрече. Ночью обитатели этой сараюшки, как и все остальные жильцы, вынуждены были ходить в ведра.

Валентин здоровой рукой подцепил один из стульев, подтащил его поближе к Бобу и уселся.

— Устал немного, — сказал он. — Будем сидя разговаривать. Эй, ты, Боб, ты хорошо меня слышишь?

Тот что-то промычал.

— Слышишь, значит… это хорошо. Давай, родной, договоримся на берегу. Сейчас мы вытащим кляп, а ты не будешь ни орать, как резаный, ни обещать нам разное… А будешь просто отвечать на наши вопросы. Понял?

Снова раздалось мычание. Валентин выдернул штык-нож из своего корсета и очень демонстративно повертел оружие в руках.