Я не стал пытать Валентина про цели этого восстания. И так понятно, что эта группа — пусть будут «патриоты» — решили навести порядок в стране в своем понимании этого термина. Что означал для них порядок — я не знал, а из опубликованных документов ничего не следовало. Скорее всего, чуть позже выйдет ещё один экстренный выпуск «Правды» с программой действий, но пока что вся страна встала враскоряку. Я лично очень надеялся на что-то типа китайского пути — пусть СССР будет строить коммунизм, но чтобы при этом у человека с желанием всегда была возможность подзаработать себе на хлеб с икрой. Ну и полные магазины ещё, без всяких талонов и прочих ограничений, которые я очень хорошо помнил во времена поздней перестройки. Желательно, конечно, чтобы и курс рубля не рухнул раз эдак в тридцать тысяч, хотя — справились тогда, справимся и сейчас. Особенно если новые власти разрешат более-менее свободное хождение долларов и прочих франков с марками. Ну и евро тоже, когда те появятся.

— Скоро подъедем, — сказал я. — В конце этой дороги и будут писательские дачи. Чуть левее — тот Дом писателя. К нему подъезжать?

— Да, давай туда, — кивнул Валентин.

А потом он сунул руку в бардачок — и достал оттуда пистолет.

Я покосился на оружие.

— Что это? — безразлично спросил я.

— А на что это похоже?

— На пистолет.

— Значит, он и есть.

— Настоящий?

— Егор, не показывай, что ты дурак, я же знаю, что ты умеешь хорошо соображать, — огрызнулся он.

— Извините, сглупил… Думаете, понадобится?

— Кто знает…

Валентин пытался одной рукой проделать какие-то манипуляции с оружием, и в какой-то момент я не выдержал. Остановил машину прямо посреди полосы — в эту сторону никому не было нужно — и протянул руку.

— Дайте, я помогу, только скажите, что надо делать.

Он посмотрел на меня, на пистолет, поморщился — и отдал его мне.

— Сними с предохранителя… да вот этот переключатель… теперь передерни затвор… хорошо. Верни предохранитель на место и давай сюда. Ты неплохо справился.

Ну ещё бы. Я наблюдал этот процесс примерно миллион раз — ну и что, что в в кино. А пару раз довелось и самому пострелять — на сборах от военной кафедры мы сделали по три выстрела из «ПМ», а как-то я отвел старшего сына в стрелковый тир — ну и сам стрельнул из самого натурального «Глока». Только вот модель пистолета мне была незнакома — какой-то он был длинный и тяжеловатый.

— А что это за модель? — спросил я.

— АПС, — коротко ответил Валентин.

«Стечкин?»

— Вы левой рукой с ним?..

— Нас учили… поехали, только нервы треплешь.

«Вам, пожалуй, потреплешь, вы сами кому угодно…»

Вслух я этого, разумеется, не сказал. Оторвал глаза от пистолета, который Валентин так и держал в руке — и тронулся с места.

* * *

— Притормози, — внезапно попросил Валентин.

Мы были уже в самом поселке. За заборами скрывались легенды — я не помнил, кто тут жил сейчас, но наверняка не последние литераторы Страны Советов. Раньше тут обитали Чуковский и Пастернак, выводок поэтов-шестидесятников и куча писателей, книгами которых сейчас зачитывались все советские люди.

Наш путь лежал к Дому писателей — это было такое двухэтажное здание с колоннами на входе и окнами клетушек тех творцов, которые желали прикоснуться к местной атмосфере, но своих персональных участков не имели, на фасаде. И я уже свернул на небольшую гравийную дорожку, которая вела к площадке перед входом, когда Валентин и попросил остановиться.

На той площадке стояли пятые «Жигулях» модного в эти годы цвета «липа зеленая». Передний номер был очень искусно заляпан грязью — мельком и не заметишь ничего необычного. Но первой буквой виднелась необычная «Щ», можно было разобрать две первые цифры — восемь и четыре, а последние буквы складывались во вполне отчетливые «М» и «О». В общем, конспирация была так себе — от дураков.

У машины возились двое — они что-то складывали в багажник и нас какое-то время не видели. Но вот они захлопнули крышку — и обратили внимание на то, что за их действиями уже какое-то время наблюдают люди из очень характерной черной тридцать первой «Волги», которая сейчас была далеко не у всех. У большинства писателей их точно не имелось — разве что у того самого Маркова, как высшего функционера писательской организации.

Так что сомнений у них не возникло ни на секунду — пожилой что-то крикнул своему напарнику и прыгнул на заднее сиденье. А тому пришлось обежать весь автомобиль, чтобы оказаться на водительском месте. «Жигули» чихнули и бодро затарахтели новым движком.

— Поехали, — сказал Валентин.

Но я остался стоять на месте, и он удивленно посмотрел на меня.

— Поехали! — чуть более требовательно приказал он.

— Тут одна дорога, — сквозь зубы объяснил я очевидный факт. — А вокруг дремучий лес. Им либо прямо в нас надо ехать, а их «Жигуль» против этой «ласточки» не катит, в лепешку соберутся, либо пытаться по кустам уйти на дорогу. Как думаете, что они выберут? Я бы попробовал по кустам… но там ещё и забор.

— Ты…

Что именно хотел сказать Валентин, так и осталось неизвестным. Водитель «Жигулей» тоже увидел сложившийся расклад и выбрал тот вариант, при котором у него был хотя бы теоретический шанс оторваться от нас.

Их автомобиль взревел двигателем, прыгая через невысокий бордюр, и направился прямо в лес, который отделял тихое убежище советских писателей от шумной трассы.

Валентин вскинул свой пистолет.