А ведь через неделю благотворительный вечер! Правдами или неправдами нужно было добиться, чтобы к воскресенью Маруся могла выйти в общество, хотя бы относительно контролируя себя.

И я не придумала ничего лучше, чем рассказать ей несколько страшных историй с примерами выхода магии из-под контроля. И это удивительным образом сработало! Я не знаю, может, инквизиторов в их школах пугают страшилками, но Маруся как-то вдруг стала похожа на взвинченную пружину. На преисполненную долга пружину, вот! И её ужасные дыры в магическом контуре начали потихоньку затягиваться. А вместе с его восстановлением к ней возвращались уравновешенность, холодная ирония и самообладание. Чего, в общем-то, и требовалось.

Итак, у нас на всеобщую суматоху наложилось вынужденное срочное — нет, даже экстренное — обучение сбору маны. До дня рождения императрицы оставалось всего восемь дней, но накал ажитации пока ещё не принял гипертрофированные формы. И каждый день нам удавалось выкраивать по паре часов, чтобы сесть на мою леталку и сгонять до островка на реке. Я прямо там вязала несколько браслетиков, и пока пришивала к ним бусинки, они успевали очень прилично наполниться, а Маруся осваивалась с самостоятельным «питанием».

Начиная с четверга уходить днём больше не представлялось возможности, и мы вынужденно летали на островок ночью, без этого не получалось никак — Маруся сразу становилась похожей на бледную тень. Хуже того, те трещины в энергополе, которые вроде бы уменьшились, снова начинали расширяться. Так что мы усердно продолжали свою реко-терапию.

Больше на этой неделе ничего особенно выдающегося не случилось. Разве что пару раз на прогулках мне показалось, что некоторые проходящие по улице люди как-то специфически напряжены, что ли. А на людей я теперь смотрю пристально — вдруг кто ко мне?

И, может быть, так и прошло бы всё без моего внимания, если бы Маруся вдруг не сказала:

— Чувство какое неуютное, как будто кто в спину смотрит…

Никаких иных доказательств у нас не было, но с этого момента мы, как правильные конспираторы, все наши обучающие упражнения проводили не просто дождавшись, пока отделение гарантированно опустеет, но и вдвойне тщательно выстроив экранирующий заслон. Как тут говорят: бережёного Бог бережёт.

Ещё небольшой казус вышел с картинами — ну, теми, которые я хотела подарить в сиротский приют. Директриса увидела мои шедевры и впала в некоторое тревожное состояние. Мол, настоятельно рекомендовано (только пока никому-никому!) устроить из картин воспитанниц аукцион. Какие-то там траты непредвиденные и вообще… Тут я тоже упёрлась рогом, и сказала, что картины намоленные, специально для сирот. И вообще, может быть к графине Строгановой за разрешением вопроса обратиться?

Надежда Генриховна поджала губы и набрала номер графиньского секретаря. И совершенно чудным образом была соединена с самой графиней!

Я, честно говоря, рассчитывала, что Наталья Петровна безоговорочно меня поддержит. Но она выдвинула третий вариант решения, неожиданным образом устроивший всех.

— Вопрос об аукционе был поставлен самой государыней, и нарушить её волю мы не можем. Однако, я разрешаю вам выбрать одну из картин, которая будет размещена в столовой этого приюта. Таким образом, ею смогут любоваться сразу все девочки заведения. А живопись ваша, Машенька, весьма хороша, и будьте уверены, что она послужит сиротам ко благу.

Я несколько удивилась последнему пассажу — откуда бы графиня могла знать о пользе воздействия этих картин? Мне в тот момент никак не пришло в голову, что Строганова подразумевает под этим вполне материальную пользу для сирот, ну да об этом позже.

Итак, я выбрала самый энергетически насыщенный пейзаж, который и отправился в приют для девочек простых сословий. Две же остальных ожидало участие в благотворительной распродаже, проводившейся впервые и неведомой никому, а не (как обычно) только мне…

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Этот вечер назывался «специальный благотворительный», и, насколько я поняла, устроенные на нём нововведения удивили не только меня, но и всех воспитанниц, сотрудников и даже дирекцию нашего благородного учреждения.

К примеру, билеты на танцы продавались. Не подумайте, что это было вроде билета в кино или в театр — нет-нет. На каждый танец билеты продавались в отдельности. Полагаю, что новые правила были разъяснены присутствующим до их прихода на вечер. Во всяком случае, нам нервничающая Домна сделала «вводный инструктаж» накануне, в субботу, перед отходом ко сну — чтоб во время предстоящих торгов никто не начал падать в обморок или громко изумляться.

— Полагаю, государыня решила, что толстые кошельки могут дать гораздо больше, чем те копейки, что в прошлые годы были выручены с благотворительных распродаж, — рассудительно сказала Маруся, когда Домна ушла.