Я обернулся и увидел себя-прежнего, сидящего на лавочке.

— То, что ты не пытаешься отрицать свою суть уже несомненный плюс, не так ли? — я-старик хитро ухмыльнулся и подмигнул мне.

— Нет смысла отрицать часть себя.

— Часть? — поднял бровь Дамблдор.

— Я — новая личность, образовавшаяся в результате смешения Альбуса Дамблдора и Генри Эриксона.

Старик фыркнул:

— Не смеши. В тебе гораздо больше от тебя прежнего, чем от этого маггла.

— Разумеется, — не стал отрицать я, подходя к скамейке. — Но мне любопытно, почему я — мастер менталистики, окклюмент и легилимент со стажем не могу избавиться от какой-то тульпы.

— Возможно, — предположил Альбус, — это потому, что ты этого не хочешь?

— Я очень хочу избавиться от тебя, старик.

— Не хочешь, — покачал головой он. — Ведь я единственный, с кем ты можешь поговорить по душа́м.

— Я не страдаю шизофренией, и мне не нужны воображаемые друзья, — я навис напротив старика.

Дамблдор сверкнул очками-половинками и улыбнулся:

— Тебе нужен трезвый взгляд со стороны. Ты очень многого не замечаешь вокруг. И это печалит.

Я задумался. И чего же это я не замечаю? Да, мне некоторые вещи кажутся странными, но не думаю, что сейчас стоит уделять этому время.

— А я думаю стоит, — заверил он. — Начнем с последних событий. Вся эта история с почтой тянет на один сплошной фарс.

Я осмотрел окружение. Всё, как я помню. Всё в мельчайших деталях. Вот только не хватает самой малости — жизни. Не хватает людей.

Окружение изменилось, и я обнаружил себя в Хогвартсе в своём кабинете. Мы сидели в креслах друг напротив друга. Альбус попивал чай за рабочим столом. На серебряном блюде лежали мармеладки.

— Угощайся, — махнул он рукой на сладости.

Я на это лишь фыркнул.

— И в чём же, по-твоему, фарс в этой ситуации с бандеролью?

Старик поставил чашку на блюдце и облокотился на стол.

— Давай рассуждать логически, — предложил он. — Команда Осириса во время одного из патрулей дальних рубежей кое-что узнала. Эта информация стоила им жизни. Но информация была настолько важна, что они воспользовались крайне ненадежным способом передачи. Следовательно эта информация касалась напрямую Сопротивления. Вполне вероятно, что она касалась самого Зиона. Следишь за ходом мыслей?

Ну, пока всё логично. Однако не понимаю, к чему это всё. В ответ старику я кивнул и, взяв со стола мармеладку, закинул её в рот.

«Ох, какой вкус… как же я скучал по нормальной еде…»

— Так вот, — продолжил он. — Следует вопрос: что именно может касаться Зиона, и что является срочной новостью, которую несмотря ни на что следует передать?

— Мне почём знать? — говорю, беря чашку с чаем.

«Хм, а чай тоже неплох. Возможно, мне следует почаще спать, дабы получать удовольствие от столь простых вещей хоть во сне…»

— Ты совсем не хочешь думать, — огорчённо покачал головой Дамблдор. — Что может грозить Зиону?

Я взял ещё одну мармеладку. Вкусные они, заразы.

— Машины? — предположил я.

— Верно, — кивнул Альбус. — Но машины всегда угрожают Зиону. Тогда возникает следующий вопрос: что же произошло, раз машины вместо гипотетической пассивной угрозы превратились в активную и вполне реальную?

Я задумался. И ответ нашёлся весьма быстро.

— Вторжение… Они собираются атаковать Зион? Но почему именно сейчас? Почему они не сделали этого раньше?

Старик отпил от кружки и пожал плечами.

— Чего не знаю, того не знаю. Однако возникает следующий вопрос, достаточно банальный: что делать?

Некоторое время мы просто сидели и пили чай с мармеладками. Вопрос и вправду тривиальный, но от того не менее насущный. До сих пор не могу забыть те ужасы, которые я наблюдал в том кошмарном видении. Видении, что показало мне моё альтер-эго.

Машин просто больше. Гораздо больше. Людей задавят числом. Горстка революционеров обречена. И я вместе с ними. Один я не выживу. В мёртвом немагическом мире с нулевым энергетическим фоном, без ресурсов, без еды, без крова… в общем, ситуация кошмарная. Хотя… если так подумать, то что мешало машинам уничтожить людей раньше?

До этого я над этим не задумывался, но сейчас мне совершенно непонятно, почему Зион всё ещё стоит, а Сопротивление функционирует. В этом нет никакого смысла.

— Если мы его не видим, это не значит, что его нет, — хмыкнул Альбус.