— Зови меня просто Смит, — осклабился агент.

Вскоре черная масса полностью охватила тело Бейна. Внешность сопротивленца изменилась. Теперь напротив Смита стояла его точная реплика.

Смит поправил галстук новообразованному клону.

— Благодарю, — чопорно ответил тот.

— Всегда пожалуйста.

Новый Смит снял трубку телефона, который все это время разрывался от перманентных звонков, и поднес к уху. Через пару мгновений тело Смита растворилось в воздухе, а его сознание пробудилось в реальном мире.

***

Оборотень под Империо довел меня до места безо всяких проблем. Внутреннее убранство помещений в целом пришлось мне по вкусу. Роскошно, но в то же время не вычурно.

Уже подходя к белым двустворчатым дверям с золотыми ручками, по бокам от которых располагались мраморные статуи, я услышал чарующие звуки рояля.

Да этот Меровинген, кажется, эстет.

— Ступай во двор, ты хочешь погреться на солнышке, — обратился я к вампиру. Тот без слов развернулся и пошел выполнять мои указания.

Хм... интересно. В моем прошлом мире вампирам солнечный свет нисколько не вредил, хотя они и становились днем очень слабыми, особенно в ясную, солнечную погоду. Как обстоят дела здесь — мне неведомо. Впрочем, мне нет дела до какого-то куска кода. Даже если он изжарится на солнце, обратившись во прах, горевать о его смерти я точно не буду.

Заклинанием распахиваю двери и уверенным шагом захожу в довольно просторную залу с высоким потолком, колоннами у стен, алым ковром с золотой вышивкой. Посреди залы разместили несколько столов. За самым крупным из них сидел аристократичного вида мужчина средних лет в дорогом костюме. Рядом с ним сидела довольно привлекательная девушка в светлом сарафане.

Поодаль за столами поменьше — сидели близнецы с дредами, в белых костюмах и солнцезащитных очках, а также парочка молодых людей в черных кожаных костюмах — они, кстати, тоже были в черных очках. Что за дурацкая мода? Никак к этому не привыкну.

За роялем пианист как раз доигрывал одну из Прелюдий Дебюсси. Облачен он был во фрак, длинные волосы аккуратно причесаны, а по неестественно бледной коже, изящным чертам лица и ощущению скрытой угрозы, можно сделать вывод, что передо мной — представитель высшей нежити. Хотя сказать наверняка — не могу.

На мой приход они, казалось, никак не отреагировали. Меровинген — а спутать этого франта с кем-то другим по рассказам Оракула было невозможно — лишь откинулся на спинку кресла, с мечтательной улыбкой попивая вино из хрустального бокала. Миловидная брюнетка в сарафане наконец бросила на меня оценивающий взгляд, но затем вновь повернула голову к пианисту.

Сыграв заключительный аккорд, мужчина искренне улыбнулся, опустив руки на колени.

— Твой Дебюсси, как всегда бесподобен, Влад, — пригубил вино Меровинген.

— Спасибо, милорд, — кивнул Влад, после чего вперил в меня строгий взгляд: — Я бы не прочь сыграть что-нибудь из Равеля, но у нас появился гость.

— Да, я вижу, — Меровинген поставил бокал на стол, нехотя поворачиваясь ко мне. — И зачем же ты сюда пришел, мальчик?

— А вы разве не догадываетесь? — говорю. — Вы ведь торговец информацией. Должны все знать, разве нет?

— Хо, — его губы изогнулись в хитрой усмешке. — Ты чертовски прав. Может, желаешь чего-нибудь съесть или выпить? Это, конечно же, пускание пыли в глаза, сплошная бутафория, но все же...

— Благодарю, но вынужден отказаться. Я здесь мимоходом. И в гостях у вас задерживаться не намерен.

— Понимаю, — он покивал головой. — Нет времени. Ни у кого нет времени. Но с другой стороны, если мы сами не будем уделять себе время, то откуда оно возьмется? Не желаешь послушать Влада? Он потрясающе играет французскую музыку. Скажи, Феникс, ты любишь французскую музыку?

— Мне больше по душе венские классики, — заметил я. — Да и вообще — больше люблю камерную музыку.

Ох уж эти разговоры ни о чем. Еще в прошлой жизни постоянно раздражало это в правилах приличия при формальном общении с другими высокопоставленными магами. Обязательно перед тем, как перейти к делу, нужно поговорить о чем-нибудь абсолютно несущественном, вроде погоды, турнира по квидичу, курсе галлеона к магловскому фунту и так далее.

— Жаль, — с деланным огорчением молвил он. — Я хоть и меломан, но мне очень нравится именно французская музыка. Как, впрочем, и французский язык. Я учил разные языки, но французский — мой любимый. Фантастика, особенно ругательства...

— Прошу прощения, что перебиваю, месье Меровинген, — влез в его монолог я. — Но мы оба прекрасно знаем, зачем я здесь.

Он недовольно поморщился.