Проверила Совенка – деть в гостиной под мультик увлеченно собирал новый конструктор. Он радостно отрапортовал, что накормлен и готов выдвигаться домой. Юля умилилась, потискала его, поцеловала в макушку, отправила собирать вещи, а сама направилась к арене боевых действий.

Обе стороны обнаружились на кухне. Сидели друг против друга, выстроив между собой баррикаду из чашек. Судя по количеству – заливались не меньше пары часов. Судя по настрою – собирались продолжать до первого выбывшего.

Юля замерла. Входить в сгущенную ненавистью атмосферу кухни было боязно. Еще шибанет искрой…

Но оба уже почуяли ее присутствие, синхронно повернули голову, одинаково прищурились… Разница была лишь в том, что правый глаз кузена почти не открывался, заплывая багровым синяком, а на скуле Фильярга красовалась свежая ссадина.

Юля прошлась взглядом по кухне, отмечая новые детали интерьера. Валяющуюся на полу картину. Выбоину на стене. Сломанный стул. Выдернутый и запихнутый заново в кадку фикус. Интересно, эти деятели догадались поставить завесу тишины? Или им ждать ОМОН в гости?

– Доброе утро, – откашлялась она, ощущая стойкое желание пойти и проверить, как там ОМОН. Любое место сейчас казалось безопаснее, чем здесь.

Мужчины синхронно кивнули, развернулись друг к другу, точно боялись упустить из вида. Юля могла поклясться, что воздух между ними дрожит от ненависти. Приближаться к ним не хотелось. Быть миротворцем – тем более. Это как войти в клетку к тиграм и уговаривать хищников, что драться за мясо не стоит. Они сами ее на это мясо порвут.

– Так, – хлопнула Юля по столу, привлекая внимание. Сглотнула, ощутив себя под прицелами трех глаз. Четвертый у Кайлеса продолжал опухать. Девушка запнулась, понимая, что проповедь о братских чувствах будет лишней. Да и любые слова здесь не помогут. Еще бы понять, из-за чего именно они сцепились…

– А… налью-ка я себе кофе, – шагнула она к кофемашине, нервно нажимая на первую попавшуюся кнопку. Машина зашумела, и Юля с наслаждением вдохнула аромат свежемолотого кофе. Плевать. Пусть дерутся. Она не голубой берет.

– Если ты из-за тату, – проговорила Юля, проклиная свой длинный язык, – то зря. Это была моя идея, как и слезы калкалоса. Кайлес лишь согласился выполнить просьбу. И все остальное – тоже мое дело. Пусть ты и покровитель, но я – не ваши дамочки. И вмешиваться в мою личную жизнь не позволю.

За спиной шумно выдохнули. Зашипели. С вымораживающим хрустом чашка приказала долго жить. Юля обернулась. Вздрогнула, встретив темный от бешенства взгляд. Рядом строил умоляющие рожи Кайлес, пантомимой изображая отделение головы от туловища.

– Я правильно понял? – выдохнул его высочество, стискивая ладони. – Прошлая ночь для тебя ничего не значит? Ты хочешь продолжать наслаждаться своей личной жизнью?

Ничего такого, на что сейчас намекал Четвертый, она делать не собиралась. Как и собирать коллекцию из любовников. Всего лишь хотела защитить Кайлеса. Но если кто-то ставит вопрос ребром, ответные меры будут… равнозначными.

Знала ведь, что не стоит переводить отношения в горизонт. После близости не получится отстраненно реагировать на оскорбления. Резкое слово станет ножом в сердце, и она будет переживать по малейшему поводу, потому что вчерашняя ночь… была лучшей в ее жизни. Даже бывшего ни разу не вспомнила, так голову задурил, паразит.

Вдох-выдох. Стереть беззвучно открывающего рот Кайлеса, который уже перешел на удушение. Раньше надо было думать, когда договор в руки пихал и уговаривал на работу. Или выкладывать сразу подробности, чтобы знала, к чему готовиться.

– Я буду наслаждаться тем, чем захочу. Ты мне не указ.

Она гордо вздернула подбородок – русские не сдаются. Фильярг шагнул, навис над ней, вгляделся, ища в глазах что-то помимо упрямства. Мотнул головой, вышел из кухни, хлопнув дверью. Штукатурка треснула, но выдержала.

Юля пожала плечами – плевать. Пусть бесится, если хочет. Подумаешь… принц. Да, принц, но это не повод командовать ассарой. Хорошо, формально он ее начальство. Вот и пусть начальствует исключительно по рабочим вопросам. Она же не указывает ему, как управлять государством.

Юля вернулась к кофемашине. Забрала чашку. Ладони замерзли, и она, зябко ежась, обхватила теплые бока, греясь. На душе было муторно.

– Я не стану тебе ничего говорить, – тоном проснувшейся совести сказал Кайлес, – да и говорить бесполезно. Просто задумайся – ты злишься, но пламя молчит. Ты ведь не чувствуешь сейчас огонь, я прав?

Юля прислушалась к себе. Она не злилась, нет, она была в бешенстве – тут кузен был прав, как и в том, что пламя в этот раз не поддержало ее гнев. Даже привычного внутреннего жара, который появлялся, стоило ей разозлиться, не было.

– Камни сработали? – спросила она с надеждой, уже зная ответ. И вот ведь поганец – она его защищала, можно сказать, с риском для жизни, а он… занял сторону брата. Сволочь!