— Да стой уж, — глянул на него Квадратько. Потом снова посмотрел на меня, — так вот, Игорь. Будешь ты писать на Екатерину Ивановну Серую заявление в милицию на заведомо ложный донос?

— Заявление⁈ На меня⁈ — Напугалась Екатерина Ивановна.

Нахмурившись, я опустил глаза. Потом поднял взгляд на побледневшее от страха лицо Екатерины Ивановны, на ее дрожащие руки. Глянул на Квадратько, каменной глыбой, восседавшей за своим рабочим столом.

Сашка Ивановский от всего происходящего, казалось, даже дыхание затаил, был тише воды ниже травы. Создавалось впечатление, что и нету его в кабинете.

Не скрою, что такой поворот и меня удивил. Не думал я, что Квадратько подсунет мне такой финал всей этой сказочки. Потому, посмотрел я на него снова, силясь в незыблемых его чертах, рассмотреть какой-то намек, ключик, или еще что похожее.

Милиционер тоже глянул на меня. А потом, едва заметно подмигнул. Я удержался от того, чтобы хмыкнуть, и тут же раскусил все его намерения. Ай да Квадратько! Ай да хитрый лис! Ну молодца!

— Не знаю, — сказал я, — дело тут сложное. С одной стороны, пожилую женщину на срок обрекать, пусть и условный, ежели повезет, как-то не удобно. Это ж какой для нее позор на семью? А с другой стороны, заведомо ложный донос — серьезное преступление. Сложно мимо такого пройти просто так, да глаза закрыть.

— Да вот и у меня такие точно мысли, — Квадратько изобразил тоскливую задумчивость, — потому я и не знаю, что тут делать.

Я глянул на Екатерину Ивановну. Та сидела на своем стуле белая, как призрак. Лицо ее, искаженное страхом, казалось, застыло восковой маской.

— Екатерина Ивановна, — засопел Квадратько, — есть вам что на это сказать?

— Я всего-то хотела беду отвесть от своего младшенького, — проговорила она тихо.

— Так беду не отведешь, — сказал строго майор, — очень много свидетелей и улик против него: показания, отпечатки пальцев и прочее. Тут ваше заявление навредило только вам самой.

— Виной всему тому неспокойное материно сердце. Казалось мне, что надо бежать, что-то делать, чтобы не дать хоть одного моего мальчика в обиду.

— А печально будет мальчику, — пожал я плечами, — если у него на свободе никого не останется. Если не к кому ему будет возвращаться. Некому ему будет передачки носить. Жену же забрали от него, за то что побивал.

Екатерина Ивановна вдруг горько скривилась и тихо заплакала. Стала утирать глаза свои платочком.

— Ну-ну, — подошел к ней Сашка и положил руку на плечо, — да не плачьте вы.

— Если вам и нужно плакать, — сказал строго Квадратько, — то только из-за своей бессовестности и неосмотрительности. Потому как заявлению вашему не давал пока я ходу. Даже не регистрировал.

— Прошу, — Взмолилась Серая, — отдайте. Я его тут же порву! При вас! Как же мои мальчики останутся без матери-то? Они ж не переживут! Нету у них никого на белом свете теперь, кроме меня!

— Может, я и хотел бы, — Квадратько положил на лист свою широкую, но короткопалую ладонь, — да не могу. Потому как милиционерский мой долг не дает мне никакого права мимо такого проходить. Бо какой же я тогда милиционер?

— Да что же тогда… Выходит…. — Губы Екатерины Ивановна затряслись, — выходит, нету мне спасения?

— Есть, — Квадратько кивнул на меня, — сделаю, как Игорь скажет. Ежели нету потерпевшего, нету и преступления. А признает ли себя Землицын потерпевшим? Это уж решать не мне, а только ему.

С этими словами Квадратько глянул на меня. Вот какая была у него хитрая идея: провести воспитательную, так сказать, терапию. Чтобы поняла Екатерина Ивановна, какую она сделала низость и глупость. Быстро я распознал его намерения, ну и, конечно, решил подыграть:

— Не знаю. Непростое это решение. Как я сказал: с одной стороны, и жалко вас, Екатерина Ивановна, а с другой стороны, видно тут явное преступное деяние, — я подмигнул Квадратько, — нужно мне время на раздумье. До завтра.

— Ну хорошо, — Квадратько засопел, — завтра так завтра. Екатерина Ивановна?

— Ммм? — Испуганно замычала она майору.

— Приходите завтра к трем часам дня. К этому моменту уж даст свой ответ Игорь. Понятно будет, что с вами делать. Верно, Игорь?

— Верно, ответил я.

— Хорошо, — сказала Екатерина Ивановна, — обязательно приду. Милок, — она посмотрела на меня, — Христом Богом прошу, прости ты меня и моих дурней-сыновей! Не моя в том вина, что семья у меня получилась такая калеченная! Не моя в том вина, что сеем мы вокруг только одни несчастья!

— Всегда вы так говорить, — ответил я холодно, — а толку-то? Вы делать начните по-другому. Вы, и ваши детишки. А там и поговорим.

Александр вывел Екатерину Ивановну, а когда вернулся, то спросил:

— А, мож, зря мы ее отпустили? Вдруг сбежит куда?

— Ай, — Квадратько махнул рукой, — ну ты че, Саня? Куда сбежит? Старая несчастная женщина!