Очередная звуковая волна захлестнула людей, которые потерялись в пространстве и времени и не понимали, что происходит. Звуковая волна буквально прогрызалась сквозь плотную ткань повязки на голове Вадима и разрушала комки грязи в его ушах, пытаясь пробиться напрямую в мозг. В его голове стали появляться странные мыслеобразы, уносящие «крышу» незнамо куда. Голова стала напоминать огромный шар, битком набитый воздушной ватой, готовый взлететь в поднебесье.

— Да когда же ты заткнёшься, тварь⁈ — заорал Вадим и, направив пистоль в сторону дерева, нажал на спусковой крючок.

Курки пистоля щёлкнули, высекая искру. Грохнул выстрел, и пуля, залетев в развилку дерева, ударила прямо в грудь Бюльбюля-разбойника. От удара тот пошатнулся и, не удержавшись на дереве, рухнул на землю.

— Кар! Карррр!!! — разорялся ворон, наблюдавший за происходящим с высоких веток.

— Хух, Слава Богу! Заткнулся свистун поганый, — выразил свои чувства Вадим и, подхватив кем-то брошенный топор, ринулся к поверженному монстру, ещё живому. Как оказалось, Соловей носил кольчугу, а на груди ещё и медный диск, сейчас смятый и вдавленный ему в тело. От удара пули у Соловья вышибло дух, а падение на землю выбило и всю его злость.

К моменту, когда Вадим дошёл до поверженного врага, тот очнулся и немного пришел в себя, но не мог ещё ничего произнести. Да и не надо слов, к бесам их! Вадим плохо владел топором, поэтому его удар получился крайне неловким и пришёлся аккурат в лицо Соловью. Тот успел закрыться руками и немного сдержал удар, но получил по зубам и носу. Хлынула кровь, попав в носоглотку, на этом, собственно, певец разбойничьего свиста и закончился, превратившись в почти обыкновенного человека.

Вадим отшатнулся от раненого. Тут в голову ему пришла мысль, что надо проверить, не остался ли ещё кто-то из разбойников в живых. С этим всё ясно, зуб свистящий выбили, нос разбили, теперь только хлюпать кровью он и может, главное, чтобы не сбежал. Но такими кривыми и маленькими ножками далеко не убежишь, и Белозёрцев отошёл от поверженного Соловья.

Сначала Вадим обнаружил разбойника, убитого попаданием пули в грудь, а затем пошёл по следу другого, раненого в ногу, который пытался скрыться в лесу. Тот отполз довольно далеко и теперь с ненавистью смотрел на приближающегося Вадима, сидя под раскидистой берёзой. Вадим остановился напротив него, непрерывно оглядываясь. Зря он взял топор, злость уже ушла, освободив место усталости и безразличию. За поясом у него торчал пистоль, но пороховницу он где-то оставил.

Белозёрцев в нерешительности остановился перед бандитом, который, воспользовавшись его замешательством, зверино ощерился и попытался подняться и сбежать. Но не успел. В это время из-за спины Вадима выбежал Афанасий и, размахнувшись, с громким хеканьем опустил на голову разбойнику свой бердыш. Вадим успел отпрыгнуть и увернуться от крови, хлынувшей в стороны.

— Что, испужался⁈ — подбодрил его Афанасий. — Смотрю, снулый ты, и топором не умеешь. Очнулся я, увидел тебя и решил подмогнуть, а то, не ровен час, или убежит тать этот мерзопакостный, или тебя порешит здесь же.

— Спасибо, не убёг бы он далеко, да и меня ему не удалось на тот свет отправить.

— Ну, тут зарекаться не надо. Бережёного и Бог бережёт!

— То верно, дядька, — согласился с ним Вадим.

— От тож. Да ты молодец, всех спас!

Вадим откинул повязку с головы, которая уже практически там и не держалась, и принялся вытряхивать из ушей листочки с кусками засохшей грязи.

— Ловко ты придумал, а мы, тетери, о том и не догадались.

— Так получилось, молодой я, быстро всему учусь и догадываюсь.

— Ага, — ответил Афанасий и наклонился к убитому. — Сейчас посмотрим, кто он есть.

Вадим бросил взгляд на поверженного, развернулся и ушёл. Чего там смотреть? По пути очищая уши от грязи, он нашёл и подобрал брошенную саблю и пищаль и присоединился к остальным, чтобы помочь поставить на колёса телегу и освободить лошадь от постромок. Возле свистуна стоял шевалье и щекотал его кончиком острейшего даже не вид кинжала.

— Ща он его пощекочет, как гадюка жабу, — выразил общее мнение наблюдающих за происходящим Миклуха.

Ему ответил Сидор.

— Да как только очнулся, сразу к нему и бросился, теперь будет доить, пока всего досуха не выдоит. Чай, у разбойничков денег немало попрятано. А лыцарь благородный, своего в жизнь не упустит.

— Оно ты верно гуторишь, Сидор, — подошёл Афанасий, — да только если бы не литвин, всем нам тут лежать, червей лесных кормить, а то и после смерти подобно бесам по земле шататься. И швали этой хранцузской тоже вместе с нами бродить. Бесам-то всё едино: лыцарем ты живым состоял али крестьянином простым.

— То верно, — вмешался в разговор один из рыжих братьев, то ли Елисей, то ли Тимофей, — надо басурманину и сказать о том.

— Вот иди и скажи, — усмехнулся красавчик Семён.

— А чегой-то я, вот литвин нас спас, пусть и спрашивает, а у нас и так беда.

— Какая беда? — насторожился Афанасий.

— Лошадь ноги переломала.

— Вот же, гадство! И ездовая убёгла незнамо куда!