Тем временем вперед вышла Фаина, вытянула по очереди бумажки с именами, определяя очередность выступлений. Ловко, а я сам собирался назначать, но так даже лучше. Впрочем, у нас для начала еще вопрос от Жеребкина. Или даже несколько, судя по его боевому настрою.

Довольный секретарь районного комсомола встал, потянулся и сделал несколько довольно агрессивных движений, словно боксер на ринге. Вызывающе, но нарушением не является. Надо, пожалуй, доработать правила. Интересно, Жеребкин искренне хочет разнести Якименко в пух и прах? Или понимает, что все это — не более чем тонкая игра? Вот Краюхин с Козловым, я думаю, отлично понимают. Сидят и не вмешиваются, ждут, куда на самом деле вывезет кривая народного мнения. Точнее, пока еще не совсем народного — члены дискуссионного клуба тут скорее как ретрансляторы идей, из которых и будут выбирать жители города.

— Задавайте вопросы, товарищ Жеребкин, — я вежливо поторопил комсомольца, а то что-то он затянул с интригующим молчанием.

— Да-да, конечно, — спохватился Жеребкин. — Скажите, Александр Глебович, какую историко-архитектурную ценность представляет собой фактически несуществующее Сретенское кладбище? Храма там больше нет, могилы, как бы это ни было прискорбно, уничтожены и разорены. Причем, что особенно хочется подчеркнуть, во многом в этом повинны немецкие оккупанты. Так что именно вы хотите сберечь? Поле с обломками? Заросли сорняка?

— Я предлагаю провести на месте бывшего кладбища археологические изыскания, — уверенно ответил Якименко, не поддавшись на явно провокативную речь комсомольского секретаря. — Многие надгробия девятнадцатого и даже восемнадцатого века наверняка уцелели, просто оказались под слоем почвы. Фактически это старинный некрополь, представляющий собой огромную историческую ценность. На Сретенском кладбище хоронили в том числе лучших представителей любгородских сословий… Это же источник исторических открытий. А вдруг именно там находится могила Муравьева-Любицкого?

— Сословия, — Жеребкин словно бы смаковал это слово. — Странно слышать это в советском доме культуры советского города. Сословия в нашей стране еще с тысяча девятьсот семнадцатого отсутствуют. Вы хотите внести сумятицу в общество? Восстановить неравенство в советской стране?

— Кто вам такое сказал? — возмутился Якименко, а из аудитории послышался возмущенный ропот. Причем пока было непонятно, на чьей стороне люди. — Да, сегодня сословий нет, однако они были. Это история. И мы не можем вычеркнуть из нее людей просто потому, что кто-то решил уничтожить память! Скажете, что купец Харитонов, который открыл земскую лечебницу на свои деньги, недостоин доброго отношения? Это же немыслимо — в городе, для которого он столько сделал, даже нет памятника! А граф Рысевский? Это же он создал детский приют в нынешнем поселке Лесозаготовителей!

— Безусловно, эти люди достойны памяти за добрые поступки, — ответил Жеребкин. — Но те самые сословия, на которые вы не хотите обращать внимание, как раз и дали им такую возможность. На купца работали предки других жителей города по двенадцать часов в сутки, а то и по четырнадцать. И это не просто жизнь, отданная за копейки, часть из которых нам кинули подачку, а время… Время на развитие, на детей, из которых тогда меньше половины доживало до совершеннолетия. Так сколько сотен людей умерло, чтобы один купец в надежде на титул построил больницу, а один граф — приют, пусть и по душевному порыву? И какое отношение к этим не самым плохим представителям своего класса имеет заброшенный пустырь?

Ошибка… Я старался смотреть на дискуссию со стороны. Сама речь у Жеребкина получилась сильной, но вот лишний вопрос в конце, и его оппонент получил возможность выбора, на что отвечать.

— Этот пустырь, — Якименко с явным усилием успокоился, — является последним пристанищем достойных людей, о которых мы говорим.

Ну вот, тема и закрылась.

— У вас еще есть вопросы, товарищ Жеребкин? — тем не менее, я должен был уточнить.

— Что ж… — парень поиграл желваками. — Должен признать, что товарищ краевед выступил убедительно. Но мы еще посмотрим, что скажут на это читатели. Что им важнее — новые дома для молодых семей или призраки прошлого…

— Жеребкин! — я предостерегающе повысил голос.

Вроде бы ничего такого он и не сказал, но в целом главный комсомолец района сегодня слишком агрессивен. Как будто бы намеренно хочет вывести Якименко на провокацию.

— Все-все, — парень примирительно выставил вперед руки. — Я просто хотел напомнить, что последнее слово будет за жителями Андроповска. Прошу прощения за резкость.

И все-таки что-то в его тоне мне не понравилось… Впрочем, я и сам сейчас на взводе, могло показаться. Вон Котенок вполне себе спокоен, значит, поведение Жеребкина его не смутило.

— Еще вопросы? — я обратился к аудитории. — Если нет, переходим к выступлениям. И первый у нас…

— Я! — вскочил с места паранормальщик.