— У милиции все эти субчики наперечет, — успокоил остальных бойкий дедок в роскошной лисьей ушанке, которую он почему-то решил не снимать в помещении. — Видели, как они быстро приехали?

Разговоры моментально прекратились, едва милиционеры со вздохом, оценив размеры толпы, подошли поближе и принялись опрашивать потенциальных свидетелей. Старшина перед этим вызвал по рации третьего и отправил его к нам — хоть это радует, не до ночи сидеть теперь будем.

Впрочем, времени у нас ушло целый час. Пока милиционер все зафиксировал, пока собрал подписи… Но никто, надо отметить, не решился уйти. Даже беспокойный Жеребкин, который возмущался громче всех, попутно обвинив в произошедшем Котенка, старушку Кандибобер и заодно меня — как главного провокатора. На милицию, правда, его предубежденность не повлияла — патрульный лишь посмотрел на него скучающим взором и пожал плечами, пробурчав дежурное «разберемся». Главный комсомолец района чуть было не задохнулся от ярости, но потом резко расслабился, махнув рукой и развалившись на стуле.

— А нам почитаете, Евгений Семенович? — осторожно осведомилась Кандибобер.

— Почему нет, — улыбнулся я, осознав, что все это время держал в руках боевую «Молнию».

Как и в прошлом выпуске, автор анонимного листка не стеснялся упражняться в красноречии, только на этот раз склоняя на все лады лично меня и мою идею создания клуба «Вече». Что было абсолютно удивительно, учитывая, что речь шла о попытке свободной дискуссии, а неизвестный был вроде как против коммунистов и за тех, кто вскоре назовет себя демократами. Однако он умудрился сыграть на противоречии, не особо, впрочем, оригинально — согласно его версии, главред Кашеваров раскрыл свои «чекистские погоны», пытаясь собрать вольных личностей, спровоцировать их и отправить к мастерам карательной психиатрии.

Котенок на этом моменте заметно напрягся — точно, его ведь несколько раз уже посылали на принудительное лечение, и вряд ли в его голове это оставило идиллические воспоминания. Но и все остальные, включая вполне лояльного краеведа Якименко, слушали опус подпольного корреспондента с вытянутыми лицами. Только Жеребкин довольно улыбался.

— А я ведь тоже подумал, что вы именно это затеяли, товарищ Кашеваров, — он внимательно посмотрел на меня. — Так что, вас раскрыли или еще не время?

— Товарищ Жеребкин, вы детективов, по всей видимости, начитались? — я с улыбкой повернулся к нему. — Я вас пригласил как уважаемого оппонента в дискуссионный клуб, согласованный с райкомом Коммунистической партии. Вы сейчас серьезно поверили подпольной газете больше, чем своему товарищу?

— А я вот, как ни странно, согласна с этим комсомольцем, — неожиданно заявила бабушка Кандибобер, довольно записав автора «Молнии» в ряды ВЛКСМ. — Пожалуй, повременю я со своим докладом.

— Я тоже, — пробасил отец Варсонофий. — Или вы объяснитесь, Евгений Семенович?

Час от часу не легче. Едва я собрал в одном помещении этих противоречивых личностей, договорился с ними, дал гарантии от КГБ — и вот на тебе. Одна провокационная заметка в анонимном листке грозит разрушить мои начинания. Прямо как вбросы в телеграм-каналы, характерные для медиапространства моей прошлой жизни…

Я улыбнулся про себя, поняв, что это и есть ключ к успеху. По крайней мере, попытка не пытка. Сколько раз нашему холдингу приходилось опровергать желтуху или банально проверять откровенно провокативные сообщения! В какой-то момент мы на этом собаку съели.

— Как говорится, на сарае тоже кое-что написано, но там на самом деле дрова лежат, — улыбнулся я, глядя поочередно на Варсонофия и на местную престарелую Грету Тунберг.

Кто-то не выдержал и хмыкнул, оценив довольно скабрезную шутку с моей стороны. Тем временем я продолжил.

— Перед нами, — я потряс размокшим листком, — самопальное издание неизвестного автора. Один этот факт заставляет думающего человека сомневаться. У нас, журналистов, есть способы проверить информацию. Например, мы берем в работу событие, только если о нем рассказывают больше двух независимых друг от друга источников. Кроме того, эти самые источники должны быть заслуживающими доверия. Агентство ОБС, то есть «одна бабка сказала», таковым не является. На что ссылается этот Смелый, который на самом деле трус?

Я обвел взглядом собравшихся, притихших и внимательно слушающих мою речь. Внимательно и пока что настороженно.

— Смотрите, — я не планировал останавливаться. — Меня зовут Евгений Семенович Кашеваров, меня знает за редкими исключениями весь город. Потому что я руковожу главной районной газетой, не стесняюсь своего имени и при этом дорожу репутацией. Кем я буду, если в открытую предложу людям поучаствовать в дискуссии, обещаю печатную площадь, а потом напишу кляузу?

— Обманщиком, — тихо сказала Аэлита Ивановна.

— Чекистом, — осклабился Котенок.

— Если вы наговорите мне тут чертовщины, а я опубликую ее в газете, то сядем мы вместе, — заявил я. — А мне это надо? Я уже терял свое кресло после того, как опубликовал интервью с чернобыльцем.