Суть его заключалась в том, чтобы в случае войны устроить террор среди среднего, а если получится, и высшего звена инженеров-конструкторов, работающих на оборонных предприятиях и в конструкторских бюро противника. Автор рапорта справедливо указывал, что если для подрыва станка требуется всего несколько сотен грамм взрывчатки, то для причинения значимого урона, скажем, всего одному цеху, взрывчатки понадобится уже несколько центнеров. Понятно, что такая диверсия имеет крайне низкую вероятность успеха, а вот исполнители наверняка будут уничтожены.

Неизвестный автор предлагал альтернативную схему с акцентом на массовые террористические акты против ключевых работников оборонной отрасли. Для примера брался авиамоторостроительный завод концерна «БМВ» в Мюнхене. На первом этапе предполагалось внедрение или вербовка человека, который смог бы найти узкие места в производстве. Например, инженеров или слесарей высокого разряда, отвечающих за трудоемкие процессы в изготовлении двигателей. Скажем, специалистов и простых рабочих высокой квалификации, отвечающих за изготовление камер сгорания. На втором этапе собиралась информация о месте проживания, привычках, окружении, наиболее вероятных путях передвижения по городу. И наконец, на третьем этапе предлагалось одномоментное и массовое физическое устранение инженерных кадров с привлечением любых средств, вплоть до криминала. Понятно, что до владельцев компаний и главных конструкторов добраться будет трудно, но даже германская промышленность с ее резервами высококлассных специалистов не сможет моментально реагировать на такие потери.

Комиссар затушил очередную сигарету и прикрыл глаза, вспоминая разговор.

– Что скажете, Михаил Григорьевич? – начальник Иностранного отдела чуть дернул подбородком, указывая на синеющий печатями листок машинописного текста.

– О предложении ликвидировать, – разведчик чуть не сказал немецких, но вовремя прикусил язык, – вражеских инженеров-то? Павел Михайлович, вас интересует техническая возможность это осуществить или целесо-образность?

– И то и другое.

– Хорошо. Я скажу так. Эта инициатива, бесспорно, заслуживает самого серьезного обдумывания. Возможно, самым трудным будет внедрение нашего человека на завод, а целесообразность будет зависеть от полноты сведений, которые мы от него получим. Если на самом деле найти на предприятии узкие места, то это может сработать. Чисто технически, в Польше я бы взялся провести такие акции, агентура там как раз готовилась скорее для диверсий, чем для сбора информации.

– Да, кстати, что вы думаете о самих этих польских ячейках?

– Что думаю? Больше похоже на работу армейцев, мы действуем более тонко. Работа была проведена явно в спешке, хотя как могло быть по-другому? Никто ведь не ожидал, что Польша рухнет за несколько недель.

– Один человек точно ожидал.

– Вы, Павел Михайлович, имеете в виду товарища Сталина?

– Нет. Попозже вернемся к этому вопросу. Продолжайте.

– Как я уже сказал, у них ярко выраженная диверсионная направленность. Также человек, создавший эту сеть, уделял огромное внимание секретности и локализации ущерба для организации в случае провала одного из звеньев. Каждая ячейка – три-пять человек, которые знают только друг друга; командир и только он знал код для встречи с координатором. В определенном месте, в определенное время нужно сказать пароль, а потом еще показать оговоренный ранее предмет. Часто это половинка от банкноты, вторая часть которой находится у командира группы.

– Похоже на боевую организацию эсеров.

– Это скорее не организация, а заготовка для нее. Хотя… даже не заготовка. Это мы вначале пытались привести всех, можно так сказать, к одному знаменателю.

– Объясните.

– Больше всего эти ячейки подходят для одноразовых акций. Сейчас я понял, что такими они и задумывались. Точно! А я-то голову ломал: анархисты, монархисты, социалисты – кого там только не намешано по принципу «против Германии, значит, наш». И каждому обещано то, что он хочет услышать. Одних министерских портфелей в будущем правительстве Великой Польши от моря до моря обещано под полста штук. Английский или американский паспорт, ну и конечно деньги: доллары, фунты, марки.

– Думаю, вы смогли найти и деньги, и документы.

– Смогли, но почему бы тому, кто это все создавал, не оставить нам какие-нибудь подсказки. В самом начале мы так потеряли одну группу. Студентики, сыновья людей, которые даже под оккупацией остались при деньгах и положении, играли в политику и думали, что работают на британскую разведку. Обидно.

– Можно как-то наладить с ними отношения?

– Сомневаюсь. Разошлись тогда со стрельбой, но вроде без трупов.

– Вы об этом не докладывали.

«Я что, дурной, что ли?» – подумал про себя Михаил.

– Мы тогда не разобрались в ситуации и подумали, что просто вышли на связь не с теми людьми.

– Хорошо. Сейчас это уже не актуально. Проработайте вопрос о повторном контакте, а я подниму все архивы по этому делу…

В архивах, к огорчению Михаила Григорьевича и тихому бешенству Фитина, нашлись сопроводительные записки по всем ячейкам. Только вот ознакомить с их содержанием резидента, уезжающего налаживать контакты, никто не удосужился. Официально работал «товарищ Федотов» в МИДе, переход на нелегальное положение обеспечивал немецкий ОМС Коминтерна, а бумаги пылились в спецархиве НКВД, – отвлекся от воспоминаний комиссар.