– Настолько, насколько это возможно сделать за пару месяцев с талантливым тренером и полной самоотдачей. Скажем так, по выпуску они любого противника без спецподготовки уработают с гарантией. Но главное – это психологическая накачка. В брошюрке мы отделались общими фразами. На самом деле курсантам с первого дня вбивается в головы, что они лучшие, что они элита. И по сравнению с каким-нибудь только что призванным деревенским парнем они на самом деле машины для убийства. Вообще за два месяца мы качественно ставим им один комплекс, показываем технику, а потом уж сами могут всю жизнь навыки совершенствовать. Но вот столько внимания, сколько на них сваливается, столько новых навыков и знаний привели к интересному эффекту. Недельки через две обучения у всех появляется, можно так сказать, мания величия. Особенно заметно это как раз в рукопашке.

– И как боретесь с этим явлением?

– Да никак, к концу обучения само рассосется. Просто на первом этапе они себя сравнивают с собой же, но до того, как попали к нам. И с теми, кто с ними служит в той части, откуда они приехали. А под конец обучения в мозгу перещелкивает, и то, что они на самом деле будущая элита Красной армии, доходит, так сказать, до сознания. Что их не просто так называют, а так оно и есть. И начинают они себя сравнивать уже с окружающими, то есть с инструкторами. И тут внезапно оказывается, что пока они еще никто и звать их никак. Есть и те, кто ломается на самом финише. Ничего не поделаешь, как говорит Командир, искусственный отбор.

– Жестоко.

– Так война близко, товарищ комиссар!

28 февраля (пятница) 1941 г. Москва. Ходынский аэродром

Вместе со служебным автомобилем мягко покачиваясь на неровностях дороги, Яков ехал на Ходынский аэродром. Он сидел с закрытыми глазами и пытался поспать, но провалиться в сладкую дрему не давало чувство смутного беспокойства.

Казалось бы, он добился всего, о чем мог мечтать обычный еврейский паренек из бедной семьи, да еще родившийся на задворках Европы. Революция и партия подняли его на небывалую высоту. Генерал-лейтенант авиации, дважды герой Советского Союза. Умница жена и красавица дочь. Чего еще может желать мужчина?

Яков ехал на встречу со старым… А впрочем, с кем? Приятелем? Другом? Боевым товарищем? Он всегда умел слушать, и умел выделять, кого слушать нужно особенно внимательно. Поэтому, когда в Монголии к нему в штаб приехал дерзкий молодой лейтенант и привез ящик коньяка в благодарность (ну, вы же зонтик, защищающий нас от японской авиации), он его выслушал. И потом ни разу об этом не пожалел.

Яков знал, что лейтенант, во-первых, возглавляет роту разведчиков и сам ходит в тыл к японцам, а во-вторых, что еще важнее, в хороших отношениях с только что назначенным командиром 57-го особого корпуса комдивом Жуковым. Яков мог бы спросить: какая может быть благодарность? Группа асов под его командованием только прилетела и еще не вступила в бой. А летчики 22-го ИАП действовали отнюдь не лучшим образом. Но Яков умел молчать так же хорошо, как и слушать. Поэтому не спросил, о чем впоследствии ни разу не пожалел.

Пили умеренно. Тост за Сталина, за победу над Японией, за руководящую и направляющую роль партии, за красных соколов! А потом лейтенант начал задавать свои наивные вопросы. Сейчас-то Яков знает, что наивных вопросов у майора Самойлова не бывает. А тогда…

– Давайте согласуем схему эвакуации летчиков, – как о чем-то само собой разумеющемся, предложил лейтенант, не переставая строгать ножом полоску вяленой конины – монгольского борца.

– Чего? – переспросил кто-то из комэсков.

– Схема, – Самойлов небрежно изобразил ножом какую-то загогулину перед лицом, – вы же будете как-то эвакуировать своих летчиков, которые попадут за линию фронта. Ну, я не знаю… Специально оборудованный самолет с медикаментами и ручным пулеметом, с укрепленным шасси, чтоб мог на неподготовленное поле сесть. И всякое такое. Вот мы, к примеру, там часто бываем, и монгольская конница, опять же, рывок может сделать, если летчик близко от границы приземлился. Надо же согласовать всё. Элементарные пароли, чтоб ваши соколы не стали в моих, переодетых японцами, разведчиков палить почем зря.

Яков помнил, как во вдруг разлившейся тишине беспомощно переглядывались его товарищи, прославленные асы, а потом уставились на него. Что мог ответить заместитель командующего Военно-воздушными силами Красной армии комкор Яков Смушкевич желторотому лейтенанту из пехоты? Что руководство ВВС РККА возможность эвакуации своих сбитых товарищей не рассматривало? Что без радиосвязи это равносильно тому, чтобы иголку в стогу сена искать? Что такое не практикуется ни в одной стране мира? Сказать лейтенанту: «Ты дурак и ничего не понимаешь в авиации?» Тогда отчего так пылают уши, как будто его снова отчитывает старый рав Хаим?