Пока догоняли, спустились, наверное, метров до пятисот, хорошо под зенитки он нас не вывел. По плавной дуге с набором высоты стали возвращаться, потому что сбитый – это хорошо, а вот то, что мы от своих оторвались, очень даже плохо. Но высоту набирали помаленьку, скорость тоже не хотелось потерять. Если японцы сверху упадут, а ты без скорости, то все едино, на тысяче ты или на двух. Вот и шли так, нос чуть кверху. Сначала заметили три точки, ровненько так на юго-запад летели. Это мог быть кто угодно, но именно этим курсом летело бы подкрепление с расположенных в глубине японской территории аэродромов. И я как-то сразу понял – они. Жестами Николаю, ну то есть майору Глазыкину, показываю: подлетаем снизу и, если враг, бьем. Мы еще на земле договорились: если «тройку» внезапно атакуем, то я ведущего, он – правого ведомого.

Подлетаем тихонечко – ну точно японцы, у наших светло-серой раскраски не было, да и силуэт характерный для И-97. И-16 почти на полтора метра короче, и крылья начинаются практически сразу за винтом.

Подходим осторожно, почти в упор. И тут я замечаю, что на фюзеляже у хвоста ведущего черное кольцо намалевано. Повезло, значит, перед нами командир эскадрильи, по-ихнему – чутая. Даю знак Николаю: начинай!

Жахнули. Шесть пулеметов да две пушки со ста метров – это без шансов. Ведомый сразу вспыхнул и огненным шаром к земле так и понесся. Ведущий в последний миг отчего-то дернулся, и ему левое крыло отрезало. Так он и кувыркался до конца.

Третий понял, что каюк ему, и спикировал практически отвесно. Мы его, конечно, проскочили. Пока развернулись да стали снижаться, японец в штопор свалился. Обстреляли его издали, с предельных дистанций, понимали, конечно, что без толку, но уж больно злость взяла, прям из-под носа ушел… почти ушел.

Не знаю уж, попали мы случайно куда или нет, врать не буду, да только самолет возьми и развались прямо в воздухе. Крылья в разные стороны отдельно, хвост отдельно, а тушка – камнем вниз. Из трех самолетов никто с парашютом так и не выпрыгнул. Война. Спрашиваю жестами Николая: «Боеприпасов сколько осталось?» – «Половина есть». – «Горючего сколько?» – «Чуть-чуть совсем». Ну, значит, домой.

Прилетели к себе на аэродром, приземлились, подрулили к ангарам. Сижу, а самого начало трясти всего, только сейчас понял, какого я дурака свалял. Сбитые – черт с ними, а ведь могли и нас того. Позарился на японца, увел комполка с высоты. А если б нас сбили? А если б его одного сбили?! Аж до рези в животе скрутило. Отвлек шум снаружи, отпустило. Выглянул наружу, а там, мама дорогая, целая делегация. И зам командира нашего полка, и из 100-й бригады начальство, и разные штабные-тыловые. Хорошо хоть самого товарища Смушкевича нет.

Ну, от опасности майор Грицевец никогда не бегал. Вылез на крыло, и откуда сразу силы взялись. Думаю, кому докладывать, по всему выходит, заму комполка.

А тут Николай орет:

– Ребята! Качай его!

Понятно, адреналин у майора, четыре сбитых за вылет. Интересно, то, что мы самолет комэска японского сбили, он заметил? Да и по должности ему летать намного реже удается, а тут один лично, один в группе. Но раз качают, ругать не будут, уже хорошо.

Дождался, когда отпустят, отозвал своего техника в сторону.

– Чего такой переполох? – спрашиваю.

– Так вас ждали, вы последние прилетели, тащ майор. Вот на радостях, что вернулись, да еще героями. Поздравляю с тремя сбитыми, – поясняет наш воентехник 1-го ранга Макаров.

– Почему с тремя, Владимирыч?

– Командир полка так сказал.

– Двух я сбил, и он одного. А четвертый в воздухе развалился, от нас драпая. Мы оба по нему палили, но вряд ли попали.

– Раз развалился, значит попали.

– Черт с ними. Как полк слетал?

Старший техник эскадрильи Игнат Владимирович Макаров, грамотный специалист, немного стесняющийся своего молодого возраста и оттого предпочитающий, чтобы к нему обращались по отчеству, опустил глаза.

– И хорошо, и не очень, товарищ майор.

– Кто?

– Всего в полку четверых сбили. Лейтенант Звонарев и его ведомый Сергеев из второй эскадрильи. Младший лейтенант Енотов Сергей из третьей. Из нашей группы Матвей Салихов не вернулся. Его какой-то японский ас с полукило-метра поджег, многие видели, как товарищ старший лейтенант сумел развернуться и со снижением к линии фронта полетел. Но не прилетел, и самолет на земле не нашли пока. В штабе говорят, что надо без вести пропавшим объявлять.

– Это они быстро. Ждать надо. Что мы там увидеть могли, я вот и не смотрел на землю вовсе. Если он горел, а если ранен, мог запросто ориентировку потерять и на другой аэродром сесть, да просто на нашей территории где-то. Да даже если за речкой сел, шансы есть, сам знаешь.

– Знаю.

– Вот и не раскисай, Владимирыч, это война. А хорошие новости какие, говоришь?

– Без ваших четверых полк заявил о пятнадцати сбитых японцах.

– Хорошо. Ладно, пойду, устал я чего-то.

В итоге все же не наказали. Победителей не судят, как говорится. Но Яков Владимирович поругал, конечно, сказал, вернулся бы без комполка, пошел бы под трибунал. Обошлось. А сбитые по-честному поделили – по два лично.