Однако, со мной теперь творилось что-то неладное. Внутри снова потеплело, физически ощутила, как повышается температура тела. Складывалось впечатление, что внезапно накрыла лихорадка. Слава Богу, к этому моменту официальная часть закончилась, и хани, а значит и мне, было позволено уйти со своих мест. Большинство девушек занялись тем, что общались с детьми, которых пригласили на праздник, стараясь угождать маленьким высокородным на все лады. Меня же ребята обняли всей дружной толпой и отпустили. Дальше их на себя взял Ивон, а я укрылась в нише, где притаился мягкий диванчик, стараясь усмирить творящееся внутри буйство непойми чего.

Успокаивала себя тем, что осталось сегодня немного: пережить концерт, на котором девушки будут вручать творческие подарки, а я позорно петь. А после смогу укрыться в поместье, там никакие выбросы магии будут не страшны, просто потому что никто их не увидит!

– Госпожа, – голос Ивона заставил вздрогнуть. Кажется, я задремала, уютно устроившись на мягком диване. – Пора идти, скоро уже ваш выход с подарком.

Что? Как? Так быстро! А где дети?

– Уже? – удивилась я. – Сколько я спала?

– Несколько часов, – пояснил маг. – Не стал вас будить. Вдруг бы что-то опять вышло из-под контроля. Зря мы, наверное, потревожили ваши силы.

– Не дрейфь! Прорвемся! – поднимаясь с насиженного места, ответила я.

Сладко потянулась, отмечая, что внутри стало спокойно. Может быть, даже слишком: не ощущала ровным счетом ничего, никаких изменений, которые так явно чувствовала совсем недавно. Подумала бы, что пробуждение магии приснилось, но нет, на это не спишешь. У меня свидетель был, Ивон.

Маг повел меня в большой бальный зал. Когда вошли туда через маленькую боковую дверку, на сцене как раз дочитывал хвалебную оду Его Величеству какой-то, видимо ну очень известный и почитаемый  в Садариме, поэт. Весь собравшийся тут свет слушал его с придыханием. Однако, на лице самого правящего принца читалась такая скука, что у меня аж скулы свело от его вида. Сразу стало ясно, что Белар подобных сборищ терпеть не может. Но приходится.

Зал разразился громогласными аплодисментами, как только поэт закончил свое выступление. На его место вышла распорядительница и объявила, что следующей свой подарок вручит нареченна хани Эрсея Ортин. В первую секунду даже не поняла, что речь обо мне, потому замешкалась.

На сцену шла с выражением величественным, победным, будто бы собиралась сейчас сделать такой подарок, что все попадают. В целом так и было. От моего пения птицы с проводов повалятся, если услышат, точно знаю. Скрип пенопласта по стеклу и то приятнее для ушей. Вот настолько в этом плане на мне природа отдохнула.

– Я хочу подарить Его Величеству незабываемую, полную гармонии и красоты песню, – громогласно объявила я. Все замерли, ожидая, кого из местных знаменитых исполнителей я приглашу на сцену. – Должна сказать, что не смогла найти певца достойного услаждать слух нашего правителя, потому решила, что подарю ему собственное исполнение.

В зале послышались шепотки, что-то о том, что так не принято, что я и так уже все устои поперла, пригласив сирот. Улыбнулась самой безобидной улыбкой, предвкушая, как сейчас всем этим снобам придется слушать целых три минуты мой скулеж.

Выдохнула, готовясь совершить стремительное пике в пучину придворного порицания и позора. Мелькнула малодушная мысль, что еще можно слинять, соврав, что голос внезапно пропал, надеясь, что с отбора попрут просто потому, что не преподнесла подарок принцу. Загнала ее в глубины сознания, наступая на горло собственному страху. Все смотрели на меня, ждали, взирали удивленно. Э-эх! Ну, поехали! Набрала воздуха в грудь и затянула!

Стоило бы для пущего эффекта затянуть что-то из репертуара Рамштайн, ну или Бузовой на худой конец. Вот только перевести эти шедевры на Садаримский я не могла, а попытка спеть на земных диалектах равнялось бы чистосердечному признанию в своей иномирности. Потому исполнять пришлось одну из песен, которую я услышала от ребятишек в приюте и чей текст заучила под чутким руководством Ивона.

В ней говорилось о том, что в новоснежен нужно открыть свое сердце добру и состраданию и стать от этого чистым, как первый новый снег. Большой смысл был сокрыт в каждой строке. Но для меня главным было то, что исполнение этой мелодии требовало высоких октав и недюжинного таланта. Испортить такое сложное вокальное чудо проще простого, а уж с полным отсутствием голоса и слуха…

Стоило из моего рта вылететь первым звука, как по толпе прошел удивленный шепоток. Такого безобразия очевидно никто не ожидал. К концу пропетой первой строки с удовольствием отметила, что несколько хани стали старательно зажимать ушки руками. Не удивилась, ибо пела я препративнийше.

Должно быть не попадала ни в одну ноту. Мое фальшивое, бездарное исполнение отражалось от сводов большого зала и падало вниз прямо на головы несчастных, не привыкших к подобным пыткам, высокородных. Казалось, еще чуть-чуть, и с потолка штукатурка начнет осыпаться, а присутствующие примутся разбегаться, не выдержав такого издевательства! А это значило, что все шло по плану и мое позорное изгнание с отбора не за горами.