Ответ не замедлил себя ждать, краткий, как выстрел и ёмкий, как приказ. Серафим снова задал вслух вопрос, тут же получив ответ, задав следующий вопрос, он захлопнул книгу и отправился искать Акима. А голоса в его голове продолжали звучать, становясь все громче и громче, направляя и заставляя. Он постепенно становился одержимым, минуя стадию мертвяка и быстро проходя этап бесовщины или бесноватого.

Между тем Оптина Пустынь продолжала жить своей жизнью, на Акима и Серафима никто не обращал внимания. Аким постоянно пропадал и халявил, а Серафим держался отчуждённо, и к нему без особой нужды не лезли.

Серафим нашёл Акима за воротами Пустыни, когда тот, по своему обыкновению, валялся в лопухах, отдыхая и отлынивая от работы. Серафим знал, где его искать, он чувствовал Акима, ведь тот тоже нёс в себе частичку бесовского огня.

— Я пришёл отдать тебе долг, Аким!

Аким тут же встрепенулся и взглянул на подельника. Ему не понравился застывший и отрешённый взгляд Серафима, и Аким немного насторожился. Но потом он увидел зажатый в руках монаха кошель, и сразу же потерял всякую бдительность.

— Эге, долг платежом красен. А я и не ждал, что ты так быстро решил его отдать. Давай, давай, заберу!

— Держи! — протянул кошель Серафим, и когда Аким жадно его схватил, бросился на бывшего подельника.

Его тонкие, но сильные пальцы схватили за горло Акима и стали сжиматься. В жизни слабый и меланхоличный, переродившись, Серафим явно получил нечеловеческую силу. Не ожидавший подобного, Аким попытался сопротивляться, но всё, на что его хватило — это высунуть язык, хватая ртом воздух, и стать от этого ещё страшнее.

— Хррр, — попытался он позвать на помощь, но огромные лопухи надёжно скрывали их от посторонних глаз, а жалкий хрип не донёсся ни до чьих ушей.

— Хрр, хрр, — звал на помощь Аким, но жадность не доводит никого до добра. Довольно быстро руки Акима ослабли, и он прекратил сопротивляться. Как только он затих, Серафим воздел руки вверх.

— Я принёс жертву тебе, о Великий падший! — опустив их, он взялся за труп, чтобы спрятать подальше от людских глаз. Напоследок он разгрыз вену и слизал кровь с руки Акима. Спрятав труп, Серафим лёг рядом и застыл, погружённый в свои мучительные видения. Так они пролежали до самого позднего вечера, а когда поднялись, это уже были не люди.

Первым заметили отсутствие Акима. Но нигде не могли его найти, как и Серафима, они оба вышли за ворота Пустыни, но обратно так и не вернулись. Как только солнце спрятало свои лучи за линией горизонта, из леса показались две фигуры. Одна шаталась словно пьяная, а другая, наоборот, держалась очень прямо, и не подумаешь, что так может ходить человек.

— Аким, Серафим⁈– обрадованно вскрикнул один из трудников, что стоял на воротах и раскрыл створки. Аким мгновенно прыгнул внутрь, и тут же раздался долгий, полный ужаса крик, услышанный многими в Пустыни. Но обитатели не поняли, что это.

Переродившийся Аким, убив жертву, тут же отправился искать следующих, Серафим его словно вёл. На пути им попалась инокиня Марфа, потом послушник Павел, а потом и все остальные. Ужас объял Пустынь. Посчитав, что дальше Аким справится и без него, Серафим повернулся в другую сторону и отправился в трапезную. Не дойдя до неё пары шагов, он окончательно потерял человеческий облик и стал нападать на всех встреченных, убивая их зажатым в руках топором. Конец Пустыни был предрешён.

В это время Вадим с кузнецом решили поужинать в кузне. Взяв с собой хлеба и котелок с кашей, они по очереди с аппетитом поглощали сытное горячее варево. Хлебая деревянной ложкой, Вадим пытался подцепить небольшие кусочки мяса и сала в каше. Удавалось плохо. Кусочков было немного, и все терялись в крупяном изобилии.

Они только что закончили тренировку по фехтованию саблями, минуло уже три недели, как Вадим оказался в монастыре, но успехи в овладении оружием ещё были слабые, отчего кузнец только горестно качал головой, Вадим же смурнел.

Прошёл почти месяц, как он попал в прошлое. За это время он уже изрядно пообвык и даже приобрёл нужные навыки. На нём было похожее одеяние, что и у остальных, а всё его тряпьё давно превратилось в лохмотья. Одежда, что он сейчас носил на себе, по статусу принадлежала вольному человеку из боевых холопов. Монахи оценили его вклад в защиту монастыря по достоинству, одарив такими вещами. К тому же, всё натуральное, даже чересчур.

На ногах, правда, «сидели» лапти, ну и что? Зато на его поясе висела сабля, и торчал кистень, засунутый туда же. А ещё ему принадлежал пистоль, что лежал в походном мешке, сшитом инокиней. На мешке были даже приделаны лямки для удобства. Там же находился походный котелок, мешочки с пулями, порохом, крупами, даже с солью имелся. Всё от того, что Вадим, готовясь к любым неожиданностям, собирал себе походный набор. А ещё огниво, нож и множество других мелочей, вроде деревянной большой стопки, ложки и прочего нужного добра.