И тем больнее было увидеть, как с дальней крыши в толпу защитников прыгнула залитая кровью фигура с тесаком в руке. Взлетела высоко в воздух чья-то отрубленная голова, и благородные стали быстро умирать. Пятеро. Десяток. Два десятка. Ублюдок торопился, оставляя за собой много кричащих от боли раненых. Но свою роль тарана он сыграл. А когда прорвался сквозь ряды в тыл, Ажинаю уже всё стало ясно.

На глаза навернулись слёзы бессильной ярости. Сейчас бы гвардейцев, накачанных скверной до упора, они хоть немного могли его сдерживать. Но без них? Битва медленно, но верно, превращалась в резню. Внизу в занятом доме шум боя стал раздаваться всё ближе. Пальцы юноши поскребли пустой колчан. Поморщившись, он взялся за мешочек с алхимией.

Сила. Заживление ран. И редкое снадобье на органы чувств и координацию. Один за другим, он открывал флаконы и глотал. Зашумело в голове, а мир вокруг стал немного замедляться. Методично он снял и упаковал тетиву, закинул лук в налуч и повесил за спину.

Вытащил из ножен саблю и подошёл к лестнице вниз. Прошёл один пролёт, вышел в коридор. Два человека и один орк, прикрылись щитами и, работая копьями и ятаганом, медленно двигались по коридору, отгоняя перед собой двоих благородных с саблями.

Несколько шагов, парирование копья, бросок вперёд и укол над щитом в лицо. Мёртвое тело отлетело назад, а по доспехам звякнул удар копья, но безобидно. Рубящий удар смял стальной горжет и рассёк горло. Парировать ятаган.

По оскалившему клыки наёмнику прилетело от товарищей, и он был вынужден отвлечься. Удар по ноге, подрубая колено, и колющий в открытый в крике рот. Оглянувшись назад, парень увидел, как с крыши спускаются трое лучников, доставая сабли. Так их стало шестеро. Ажинай подобрал тяжёлый щит, и они пошли на прорыв из дома.

Ещё четверо врагов в холле проблемой не стали. Но как только они вышли во двор, им пришлось пробиваться сквозь врагов. Щит принимал удары, а рука, усиленная скверной, разила врагов. Сминая металл доспехов, прорубая щиты. Колющий удар, и вот они оказались посреди своих, пробившись сквозь вражеский строй.

Юноша, выбрав момент, огляделся вокруг и громко, срывая горло крикнул:

— Все отходим в квартал!

Как ни странно, его послушались, и его крик понёсся дальше, транслируемый десятками голосов. Людская масса начала сдвигаться назад. А сам молодой аристократ прикрывал соседей своими доспехами, щитом и атаковал. Только с радостью в один момент заметив, что рядом оказался отец, колющим ударом вогнавший саблю в шею орка.

— Ты был прав, сын! Спасибо, что вернулся. Горжусь тобой, — произнёс мужчина между атаками и парированием.

Ажинай собрался ответить, но его отец, бросив взгляд налево, через мгновение рванулся на юношу сбоку, отбрасывая в сторону. Спустя пару ударов сердца, тесак ублюдка скверны прорубил и смял кольчугу, разрывая плоть и ломая рёбра. Отлетевший в сторону мужчина умер ещё до того, как упал на мостовую.

Молодой аристократ только и успел, что подставить щит под следующий удар. Окованные металлом доски разлетелись трухой, а лезвие продолжало свой путь, сминая наруч, дробя кость руки, а следом металл наплечника и нагрудник.

Ажиная бросило вниз, руку и плечо стегануло болью. Чудовище над ним стальным вихрем прошлось по их отряду, оставляя после себя мёртвых и раненых, да ушло дальше. Юноша же остался лежать на земле, смотря на мёртвое тело отца.

В голове было полностью пусто. Лишь через несколько секунд он понял для себя одно: защищать в этом городе ему больше некого. Тем временем, наступая парню на ноги, прошла вражеская пехота, тесня остатки обороняющихся. Они оставили его за спиной, благодаря искорёженному, залитому кровью доспеху, посчитав мёртвым. Дальше тянуть нельзя.

Вскинувшись с брусчатки, юноша бросился бежать. Не разбирая дороги, во всю даруемую скверной силу, он стрелой пролетел охваченный хаосом город и взлетел на кусок ремонтируемой городской стены, спрыгнув с неё на поле.

Он плохо помнил дальнейшее. Сколько-то он ещё пробежал, потом просто шёл, пока не оказался в одной из небольших деревенек, снабжающих город. Выбрав большой дом с шёлковыми занавесками на окнах, он вломился внутрь, с облегчением увидев выскочившего, положив на эфес сабли руку, аристократа.

Всё, на что хватило сил у задыхающегося измученного юноши, перед тем, как он упал, потеряв сознание, это прохрипеть:

— Вышгород потерян!

Очнулся Ажинай только на следующий день. Сел на кровати и, бросив взгляд на левую руку, скривился. Ниже локтя его конечность заканчивалась бинтами, хотя больно уже не было. Принятое зелье восстановления позволило пройти основной части заживления достаточно быстро.