Баяр был честолюбив. Хан еще не стар, ему нет и шестидесяти, он еще даст фору молодым в скачке. Опять же – жена хана, мать Баяра и его братьев, уже давно немолода и некрасива. Отец с тем расчетом и взял себе наложницу из пленных, чтобы всем стало понятно – как мужчина он тоже в силе. Будь отец старше лет на десять, а лучше на пятнадцать, Баяр мог бы строить планы, как занять его место. Он знал, что справится: и силы, и хитрости в нем достаточно. Двое старших братьев в таком случае не были бы помехой: Ирган дик и силен, но не отличается большим умом. Его не так уж и сложно победить в схватке. Карын другой, он очень умный, но часто не в меру жестокий, его не любит народ. А четвертый, Сулим, не рвется к власти, он слишком ленив для этого, но Баяра любит больше других братьев. Сулиму хорошо быть главным в стане. Он не склонен драться, скакать на лошади и глотать пыль, зато охотно вмешивается в бабьи склоки и умеет рассудить любые конфликты. Словом, если с ханом что-то случится… с коня неудачно упадет или кислым молоком отравится…

Лучше бы не сейчас, конечно, а лет через пять, когда у Баяра уже не сотня, а тысяча под началом будет. С тысячей ведь куда проще доказать свою значимость. Потому что тысяча – она гораздо больше, чем кажется. Это не только верные воины, это еще их семьи: родители, жены, наложницы, дети. Возможно, и братья, и друзья из других подразделений. Словом, рано. Долгих лет хану, но не слишком долгих.

Мысли такие у Баяра сейчас крутились особенно назойливо, потому что он понимал – Дженая хан не простит. Женщина не должна выдавать себя за мужчину. И хорошо, если ее как чужестранку просто отдадут кому-то в наложницы, возможно, и хан себе возьмет, потому что сын от такой девицы должен родиться по меньшей мере героем. Тем более что наложницы у него больше нет. Вот только долго ли Дженай проживет потом? А ведь могут и кнутом запороть… или отдать воинам на потеху: дескать, хотела быть среди них – так будь. И последний вариант тоже нельзя отвергать. Впрочем, скорее всего, Дженай через пару дней окажется под ханом.

Не бывать этому! Не может он ее вот так отдать, и даже не потому, что у Баяра нет никого в шатре и желание забрать к себе Дженая становится нестерпимым. А просто он… она… – его воин. И не бросила его в плену. Разве может он теперь ее бросить?

К нему почти вплотную подъехал Наран, прерывая невеселые думы, заявил:

– Я на ней женюсь!

Вид у него был гордый.

– Нет, – холодно ответил Баяр, обхватывая девушку рукой и словно закрывая от друга. – Она моя.

Женька прикусила губу и заморгала. Если бы она не бросилась спасать этого… ничего бы не было. Вернулась бы в стан, никто бы и не заметил. Ах, как же глупо все получилось!

К стану подъезжали уже в темноте. Собаки на них не лаяли – свои. Дозорные из сотни Баяра вскочили молча. Выдвинулись навстречу: глупо было бояться двоих всадников и коня, тем более что их тут ждали. Баяр сделал рукой жест, чтобы молчали. Его слушались беспрекословно.

Женьку он снял с коня сам и, не дав ей даже попытаться ускользнуть, больно стиснул плечо и повел в свой шатер. Толкнул на подушки, зыркнул так, что в темноте его глаза сверкнули как у волка. Щелкнул огнивом, зажигая немудреный светильник, сооруженный из дырявого кувшина, бараньего жира и тряпичного фитиля. Вонял сей светоч зверски, чадил безжалостно – но зато можно было рассмотреть все вокруг.

Женька в шатре Баяра еще ни разу не была. Огляделась почти с любопытством. Он оказался, наверное, самым большим из тех, что находились с этого края стана, и неудивительно: все же Баяр – ханский сын. Пусть даже третий. Спальный край отгорожен шелковым полотном – не кожами, как у Аасора. Посередине шатра – круглый очаг из камней, разумеется, не горевший, да и к чему – ночи еще теплые, а еду готовят на улице. С краю – невысокий круглый столик из дерева, пол устлан кучерявыми овечьими шкурами с разными подушками и подушечками на них. Наверное, даже роскошно. По меркам степи, разумеется.

– Мне нужно… – хрипло сказала она. – Помыться бы. И одежду чистую.

Степняк покраснел, все понял, но упрямо качнул головой:

– Сначала разговор.

Женька села на колени, сложив руки перед собой. Молча на него уставилась. Что тут скажешь?

– Женой моей будешь? Я тебя от всех защищу, слово даю.

Женька смотрела на Баяра и не верила своим ушам. Он серьезно? Вот прям по-настоящему? Ее – спрашивает? Не берет силой, не угрожает, не шантажирует? Просто спрашивает?

– Не молчи, Дженай, то есть Дженна. – Степняк нетерпеливо притопывал ногой. – Побыстрее решай. Я-то промолчу, а Наран молчать не станет, всем разболтает. Знаешь, что будет?

– Нет, – честно ответила Женька. – Что?

– Ты – женщина, и ты ничья, к тому же чужеземка. Кто сильнее, тот и возьмет.

– Меня? – Женька прищурилась. – Зубы обломают.

– Дженна, ты недооцениваешь кохтэ. Пока все думали, что ты мальчик – не задирали. Для мальчика ты хороша, из тебя вырос бы добрый воин. Но для женщины… волосы светлые, кожа, глаза… одень тебя в платье и бусы – красавица. Кликнет хан воинов, выставит тебя как шагнал^[7] за доблесть – стерпишь ли?

– Вспомни, Баяр, как я тебя из плена спасла, – процедила Женька, щурясь.

– Помню, Дженна. Поэтому и прошу: будь моей. Не наложницей, женой беру. Быть женой ханского сына – разве плохо?

– Сидеть в шатре и прясть шерсть? Просто супер! – Женька надула губы, не замечая, как полыхнул огнем взгляд Баяра.