В полутьме шатра она выглядела величественно: высокая, статная, с двумя толстыми косами до пояса. Уже в возрасте, но назвать ее старухой язык бы не повернулся. Просто женщина с печатью возраста на лице. Роскошно одетая: с бусами, в рогатой шапке с меховой оторочкой (это летом-то!), в голубом шелковом халате с золотым поясом. И Женька: в мужской одежде, висящей на ней мешком.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга, а потом старшая спросила:

– Он тебя брал?

Что ответить? Соврать? Нахамить? Послать на три буквы? Сказать правду? Что сейчас поможет Баяру? Что его погубит? А разум невольно подсказывал самый безопасный для себя вариант:

– Да. Несколько раз.

Женщина только усмехнулась в ответ, а потом развернулась и вышла. Как, только за этим приходила?

Дженна тяжело вздохнула, обхватила плечи руками. Вернувшаяся Листян опустилась рядом, обняла ее. Так и сидели вдвоем до темноты.

Один лишь раз Женька посмела нарушить молчание:

– А ты знаешь, что Наран в тебя влюблен?

– А кто это?

– Правая рука Баяра.

– А, этот… молчун… – Листян усмехнулась. – Ну ладно. Пусть. Я не против.

Самое страшное – это неизвестность. До чего же тошно!

Наверное, вот так все и должно было произойти в тот день, когда она здесь оказалась. Ее посадили бы в шатер, возможно, связали бы. А потом – продали. Отдали бы на растерзание кому-то из воинов. Или даже самому хану. Хорошо хоть она сейчас не одна. С ней подруга, теперь – сестра. Женька ценила. Никогда и никого у нее в жизни не было, а теперь появилась семья.

Баяр несколько часов ждал возле ханского шатра, и наконец ему велели войти. Он и вошел. Опустился на землю – туда, куда указал отец – начал разглядывать своих судей.

В Малом совете всего семь человек. Сам хан, лис Нурхан-гуай, трое тысячников и два старца, столь древних, что они самого хана, наверное, еще ребенком видели. Оба – некогда великие воины и отцы десятка смелых сыновей. Словом, самые достойные.

Отдельно сидят братья: гордо сверкающий глазами Ирган, угрюмый и хмурый Карын, Сулим – полный, как женщина, с мягкой бородкой, которую поглаживает неторопливыми движениями. Сулим родился хромым, воином ему стать не светило никогда, но зато он умел видеть суть вещей. Баяр любил и уважал его куда больше старших братьев. Двух младших не пригласили, да это и понятно – они еще слишком молоды для советов и никак не показали свою доблесть. Мать тоже тут, сидит, опустив глаза. Не смотрит на сына.

Баяр уже ничего не боялся, устал. Будь что будет. Лишь бы Дженну не тронули, а он сильный, он справится. И все же он знал – отец его любит. Как умеет. Кохтэ любят своих детей самозабвенно, не может хан его казнить, это просто немыслимо.

– Совет сказал свое слово, – мягко, даже распевно сообщил сыну хан. – Хочу знать, что скажут мои сыновья. Сулим?

То, что отец первым спросил увечного Сулима, поставив его выше двух старших, было, пожалуй, забавно. Это заметили все. Баяр про себя усмехнулся. Нет, старшие ни взглядом, ни жестом не выдали своего гнева. Возможно, Ирган даже не понял, как его только что унизили.

– Не место среди нашего народа тому, кто посмел нарушить традиции, – мелодично прожурчал Сулим. – Он выбрал чужестранку, неполноценную женщину, ту, что оскорбила всех кохтэ своим дерзким поступком. Пусть уходит вместе с ней. Дайте ему коня и припасов на неделю – а дальше степь рассудит.

– Карын?

– Мы не можем позволить себе потерять такого воина, как мой брат. Это слишком расточительно. Вспомните его доблесть в бою, посчитайте, сколько воинов вышло из его сотни! Он нам нужен. Да и в чем его вина? Пожелал чужестранку? Взял ее, честно сделав женою? Он поступил благородно, хоть и поторопился. А может, она просто колдунья, обманувшая всех? Она ведь прошла Тойрог, который никогда не открывался женщинам. Даже Аасора обвела вокруг пальца, а он шаман! И не женщина она, наверное, вовсе, а хун чоно унэг!^[13] Нужно ее убить. Нет! Испытать огнем, закрыть в шатре, и пусть родит сыновей… много.

– Она не оборотень, – неожиданно подал голос Нурхан-гуай. – Но даже если бы была – оборотни от человека не понесут.

– Тогда – убить ее. За то, что вела себя, как воин, и осквернила Тойрог. А Баяр ни в чем не виноват.

Третий сын хана сидел молча и неподвижно, ничем не показывая, что у него в груди бушует пламя. Карын – хитрый. Совершенно понятно, что добра Баяру он не желает. Будь его воля – убил бы брата, но нельзя. Поэтому унижает с изощренным удовольствием.

– Я тебя услышал, Карын. Что скажет Ирган?

– А точно ли она – уже жена Баяру? – неожиданно не самый сообразительный старший брат задел самое тонкое место. А ну как проверят и поймут, что нет, брачной ночи еще не было? Как попал в точку, как угадал? – Может, он просто защитил ее своим именем, а не любит вовсе, не хочет как женщину?

А! Матушка подговорила. Все ясно.